Владимир Епископосян: "Абдулов ждал меня в Крыму, чтобы отметить мою 50-ю смерть на экране"

Экстравагантный актер, персонажей которого режут, топят, взрывают и сжигают в каждом третьем его фильме, рассказал «МК в Крыму» о своих крымских приключениях и разочарованиях, вспомнил о трудовых мозолях на стройке и первом гонораре в кино, откровенно признался, когда ему приходилось сбривать бороду и чем мухи помогали в эротических сценах.

Владимир Епископосян: "Абдулов ждал меня в Крыму, чтобы отметить мою 50-ю смерть на экране"

— Владимир Арустамович, вам не раз доводилось сниматься в Крыму. С какой из работ на полуострове связаны самые теплые, солнечные воспоминания?

- В Крыму, можно сказать, началась моя жизнь на большом экране – с эпизода в «Пиратах ХХ века», а самые приятные воспоминания связаны со съемками в киносказках… Почему-то в память врезался один день со съемок в Ялте фильма Михаила Юзовского «После дождичка в четверг» (1985). Декорации были не на Поликуровском холме, а на улице Севастопольской. Я играл слугу Бабадура… И мы с моим напарником – мой антипод по росту – актером Владимиром Федоровым (он еще Черномора играл в сказке «Руслан и Людмила») – отправились на обед в ближайшую столовую. Объявили перерыв на площадке всего на 20 минут, поэтому грим смывать и переодеваться времени не было. Мы как были в шкурах – такой великан и грибок-боровичок – так и пошли через мост. А там школа. Дело осенью было, учеба началась и как раз на перемену дети выбежали, во дворе с мячом играли. Увидели нас в сказочных одеждах – один ростом под два метра, другой вполовину ниже – и замерли. Но всего на пару секунд. Кто-то из мальчишек крикнул: «Да это же инопланетяне!» и стали дальше играть. Мы тогда с Федоровым были потрясены – для ялтинских детей это была реальность, их уже ничто не могло удивить!

Другой сценарий

- Вы ведь профессионально занимались спортом, играли в баскетбольной команде мастеров… С какого момента ваша жизнь пошла «по другому сценарию»?

– Мои родители очень хотели, чтобы я стал юристом. И я уже учился на втором курсе Ереванского университета, когда случайно попал в кино. Я на лавочке сидел — готовился к экзамену, а ко мне вдруг подошли и пригласили на кинопробы. Я согласился, думая тогда не о славе, а о возможности перенести свою встречу с экзаменатором — так как из-за сборов (я тогда активно занимался баскетболом) толком не подготовился...

И меня утвердили на главную роль в «Ахтамаре»! А это же был фильм-событие для республики — экранизация произведений нашего великого поэта Ованеса Туманяна, специально снимали к его 100-летию. Какой экзамен, слушай?! И это мне так понравилось: съемки проходили на озере Севан, я в центре внимания, вокруг отдыхающие, все женщины смотрят, а я получаю не только удовольствие, но еще и деньги! Мне тогда платили по 17,50 рублей за съемочный день, а их у меня было около 15. Кстати, уже в первом своем фильме я погибаю на экране, и потом мне еще полсотни раз пришлось умирать в других картинах.

– Многие артисты категорически отказываются от таких ролей. А вы не суеверный?

— Никаких суеверий, что вы! В первый раз я не успел об этом задуматься, а потом это случалось так часто и так по-разному, что если мой герой доживал до финала, наоборот, уже казалось — происходит что-то странное.

Не случайно же, когда министр культуры Михаил Швыдкой вручал мне удостоверение заслуженного артиста, пошутил: «Вам стоило бы присвоить звание заслуженного трупа России». Это не выдумка, а статистика Госфильмофонда — я умирал на экране 51 раз. Кстати, за кадром это всегда сопровождается курьезными ситуациями. Вот сцену моего драматического утопления в «Ахтамаре» — я играл того отчаянно смелого юношу, который переплывал по ночам высокогорное озеро, чтобы увидится с красавицей Тамар, — пришлось из-за брака пленки переснимать на водохранилище, недалеко от Еревана, там, где по выходным армяне жарят шашлыки. Камера стояла на бетонной стене, окаймляющей водоем, а я в воде по пояс имитировал свой последний заплыв. Режиссеру нужен был крупный план. По сценарию, слуги царя Арташеса узнают о тайных встречах его дочери и тушат костер, который служил пловцу ориентиром. И прежде чем меня накроет волна, я кричу: «Ах, Тамар!» — отсюда и название легенды, и острова, и коньяка. Все — Ахтамар. А эту волну должны были поднять два глиссера, которые, не доезжая до меня метров 10, резко разворачивались в стороны. Но никто и предположить не мог, что этим маневром со дна будут подняты все многолетние залежи мусора: какие-то этикетки от шампанского, трусы, презервативы...И в этих помоях я кричу: «Ах, Тамар!» — и еще хлебнул этой страшной мути, у меня потом аллергия была от отвращения. О втором дубле даже никто не заикнулся. Но на экране — вот она, магия кино! – это были почти океанские волны и полная драматизма сцена.

— Как в семье восприняли ваш кинодебют?

— Сначала это мое увлечение не приветствовалось — у нас же все технократы: папа — математик, кандидат технических наук, и брат мой Роман — тоже кандидат технических наук. И я поэтому сначала серьезную профессию получил — доучился в университете и даже какое-то время поработал юрисконсультом в профсоюзах: разъяснял людям трудовое законодательство. Так вот, на премьеру пришла только моя мама — гордая, молодая, красивая. Она была младше отца на 18 лет, и все, кто не знал, думали, что это моя сестра или любовница. Я говорил: «Идиоты вы, это моя мама!». После просмотра она сказала мне: «Ну, ты, Вова, сам решай, если у тебя это получается, — дай Бог, чтобы пошло в этом направлении». И когда ее не стало — она очень рано умерла, в 44 года, я уехал из Еревана — в основном, по этой причине, что уже не было главного человека, который переживал бы за меня — как я и что со мной в Москве. У любого мама больше всех беспокоится. Ну, а папа есть папа — как все математики, он молчаливый и замкнутый. Иногда так в день раз что-то скажет, но каждую минуту я знал, о чем он думает, и он знал, о чем я думаю, — у нас словесного потока не было. Так же и с братом Ромкой: мы можем полдня молчать, но когда он начинает фразу, я уже продолжаю ее, потому что в это время думали об одном и том же. Это и есть семья.

— И как Москва вас встретила?

— Еще в первый приезд, когда я просто зашел на «Мосфильм» — отнести свои работы в картотеку, меня буквально в коридоре в оборот взяли: «О, нам как раз такой громила нужен! Вы, случайно, не актер?». И так я, лохматый-бородатый, с автоматом наперевес, попал в первый советский боевик «Пираты ХХ века» — меня потом в любом городе страны все хулиганы сразу узнавали. А я для себя отметил: если в Армении ты герой-любовник, то за ее пределами — уже бандит!

В обойме злодеев

— После этого фильма вы сразу попали в обойму кинозлодеев?

— Нет, у меня все могло сложиться по-другому — сейчас из зрителей мало кто помнит, наверное, что я сыграл главную роль — Дон Жуана, в фильме Йонаса Вайткуса по мотивам оперы Моцарта. Правда, там не я пою (смеется). Но в конце 80-х, и особенно в 90-х, появился заказ на такого бандита-головореза, и меня завалили предложениями сниматься в боевиках — я играл афганских полевых командиров, душманов, чеченских боевиков, арабских террористов. А когда по Москве шел, от меня люди шарахались в стороны! Я даже не везде успевал, поэтому и выбирал — не там, где больше денег платят, а где интереснее, чтобы не повторяться. Мне так надоело бегать с «калашниковым» по горам: бах-бах — убиваю, головы отрезаю… Сейчас, слава Богу, уже другие времена — эти бандиты ельциномырдинской эпохи, как я ее называю, уже, надеюсь, ушли, лишь иногда там-сям на экране проявится какой-нибудь террорист, похожий на меня, или я на него: лысоголовый, чернобородый. Сейчас бандиты больше на банкиров похожи — элегантные, с белыми воротничками, как в «Бригаде». А на моих ролях можно проследить, как до этого периода менялся главный бандит России.

— Переломить ситуацию с бандитским амплуа пытались?

— Самое смешное, Майк, что меня всю жизнь тянет на комедии. Но если меня и звали, то всегда на маленькие роли, и опять же каких-то вооруженных отморозков. И вот я думаю: елки-палки, время-то мое уходит! Взял и сам написал сценарий комичной истории «Семь раз отмерь», где снялся в главной роли с моим другом Кареном Аванесяном — этого артиста все знают по выступлениям в «Кривом зеркале» и талантливой актрисой Оксаной Сташенко. Но опять не повезло — картина так и не вышла в прокат! Продюсеры деньги-то дали: «На, снимай, а как ее выгодно продать — сами потом решим», — и пропали. Хорошо, что у меня представился случай и я привез эту киноленту в Ялту – показал на телекинофоруме «Вместе», хоть кто-то увидел, а мы получили призы…

Приведу еще пример борьбы со стереотипами. Как-то пригласил меня на беседу Андрон Кончаловский — он собирался снимать фильм «Ближний круг» (1991 год). Ему ассистентки принесли мою картотеку — он смотрел, перебирал: бородач, насильник, киллер, — и говорит: «Они что, слепые — все эти режиссеры? Я вот, общаясь с вами, вижу ваши глаза и понимаю, какой вы интеллигентный, с юмором человек. Что же у вас за такая бандитская палитра?» И я ему отвечаю: «Андрей Сергеевич, ну раз вы меня разглядели — может, и возьмете на нормальную роль?» И он взял... На роль порученца Берии, полковника НКВД Саркисова — тот еще живодер! Кстати, это был период, когда я сразу в трех фильмах параллельно снимался без бороды — чего не бывало ни до, не после. Я сыграл тогда еще вождя индейцев у моего друга, Царство ему Небесное, Андрея Ростоцкого в «Зверобое», и негроидного араба Мгангу в комедии Жорика Делиева «Семь раз с русской красавицей».

— В материальном плане, судя по вашей востребованности, все у вас было благополучно?

— Да у меня никогда особых запросов и не было. Я придерживаюсь мнения одного из восточных мудрецов, который сказал, что человеку ничего больше не надо, кроме крыши над головой, добротной пищи и теплой обуви. У меня даже машины нет — была, я ее сыну отдал, мне легче везде на метро успевать. В Москве же не все у меня гладко было — я трижды из-за безденежья на шабашки выезжал, уже после того как в «Пиратах» снялся. Под Плесецком Архангельской области — вот этими руками, на пару с другом, — мы построили два арболитовых дома для местного автотранспортного предприятия. Там же белые ночи, и мы по 18 часов пахали — от носилок и мастерка руки с мозолями потом не разгибались. Зато заработали по 6 тысяч рублей — это по тем временам, в начале 80-х, цена «Жигулей». И что мне было обидно — я заработал кучу денег, приехал — раздал долги, а денег то намного больше! Ну, еще брату дал, папе дал, а денег все равно больше, и думаю: вот мамы нету — а так бы ей сказал: «На, мама, деньги, купи все что хочешь». Я же помнил, как она с папиной зарплаты по 20 рублей откладывала — мне с братом какую-то обновку купить... А потом еще был такой курьезный случай в моей жизни, когда перед развалом Союза мне по тарификации дали самую высокую ставку Госкино — 71 рубль за съемочный день, плюс две репетиции, выходило 140 — больше, чем месячная зарплата инженера! Думаю, вот теперь я заживу — и все это через несколько месяцев рухнуло...

Смерть по расписанию

— Юбилейную смерть в кино отмечали на съемочной площадке?

— Моя 50-я смерть в кино пришлась на фильм Артура Дубокса «Там, где кончается море» (2007), который снимали в Латвии. И латыши обставили все с такой помпой, потому что были рады, что хоть в этом обошли россиян (смеется). Но на экране я, как криминальный авторитет Джамал, погиб банально — в перестрелке с местной мафией. А вот Саша Абдулов ждал меня с этим «юбилеем» у себя на съемочной площадке фильма «Гиперболоид Гарина». Они сначала в Астрахани снимали, а потоп переехали в Крым. Съемки были в Балаклаве, и я играл там кавказского террориста, который покупает взрывчатку у изобретателя и потом перевозит ее в микроавтобусе. И я у латышей сыграл чуть раньше, но Саша не сильно расстроился: «Все равно взорву тебя так, как тебя еще ни разу не взрывали!». Мы с ним еще по сериалу «Next» сдружились, и мне было приятно, что он ко мне всегда трогательно относился, как к актеру. У меня сложный грим был, со шрамами. Я говорю: Саша, зачем это?». А он мне отвечает: «Вова, у меня во дворе три собаки живут – две из них тебя в лицо знают. Хочу тебя так изменить, чтобы и зрители не узнали!»… Микроавтобус моего персонажа пиротехники так нашпиговали динамитом, что его обломки после взрыва в радиусе 200 метров разнесло. Перестарались, хорошо хоть люди не пострадали. Ну, этот кадр, конечно же, отдельно — без меня снимали. Жаль, зрители этого не увидят — сразу же после нашего переезда в Крым у Саши начались проблемы со здоровьем, и его не стало. А на нем вся картина была завязана — он и режиссер, и продюсер, и исполнитель главной роли... Также обидно было, что до зрителей еще один боевик с моим участием не дошел. Режиссер Виктор Доценко, у которого я сыграл в фильме «Тридцатого» уничтожить!» (1991), написал продолжение и мы здесь, у вас в Ялте уже начали снимать «Возвращение «Тридцатого». В варьете снимали, в гостинице «Ялта-Интурист» - и все на половине съемочного периода заглохло: или проворовался кто-то, или по какой-то другой причине деньги закончились…

— Из полсотни киносмертей бывали такие, чтобы по-настоящему, с мурашками по телу и риском для жизни?

— Самый памятный такой случай для меня – в фильме «Игры в подкидного» (2001). Там меня — опять же криминального авторитета — Юра Назаров, как подполковник ФСБ, на крыше застрелил. Съемки проходили в недостроенной высотке, и я падал с 16-го этажа! Вниз посмотришь — дух захватывает, жуть! Естественно с такой высоты падать ни один каскадер в мире не согласится, но фишка была в том, что двумя этажами ниже был широкий карниз –— метра два. И вот там разложили картонные коробки и брезент натянули. А падать же надо не как гимнасту — сгруппировавшись, а расслаблено — ты уже насмерть раненый, уже идешь расслабленный, боком, нескладно, и летишь туда — мертвый. Психологически было очень трудно, потому что ты все время идешь и думаешь, что сейчас упадешь в пропасть ...

— Что-то мы о грустном все...

— Самые смешные сцены у меня - эротические, когда я играл насильников. Как-то довелось мне «овладеть» Евгенией Крюковой. Казахи снимали боевик «Каждый взойдет на Голгофу» (2003) по сценарию местного авторитета. И я должен был наказать любимую девушку главаря банды. Эту сцену снимали в роскошном особняке на окраине Алма-Аты — пока на третьем этаже свет выставляли, я на втором — арбуз кушал, и вдруг кричат: «Володя, в кадр!» Ну, и там процесс весь происходит — я перекинул московскую звезду Женю Крюкову через спинку кровати и — ох, ах! Тут продюсер кричит: «Стоп, мне надо, чтобы Володя потный был!» Я коркой арбузной сам себе по лицу провел — и гример не понадобился. Снова снимаем — и тут на этот арбузный сок, который у мея по лицу стекает, — стали мухи слетаться! Ну, думаю, они там в мониторе все видят, но не останавливаюсь — не было команды, дальше наказываю эту красавицу. Но понимаю: уже брак идет, — и стал глазами вращать за особенно назойливой мухой. А режиссер все равно молчит! И тут мне муха на лоб села — я от злости дунул, плюнул и как заору! И только после этого команда — стоп, снято! Аплодисменты, и на полном серьезе мне говорят: «Володя, как вы, армяне, здорово оргазм показываете!» А в картине Арунаса Жебрюнаса «Час полнолуния» (1988) у меня пикантная сцена с Барбарой Брыльской — режиссер попросил меня, чтобы я, разрывая на ней одежды, бормотал что-нибудь по-арабски. Сделал все, как просили, и он потом удивлялся, как это я ни в одном дубле не запнулся даже — ну, я и открыл тайну, что все время читал стих по-азербайджански про Ленина, который еще в детстве зазубрил, когда у бабушки в Карабахе жил и учился там в школе. Жебрюнас, идейный антисоветчик, от смеха возле камеры упал.

— На что у вас еще, кроме кино, остается время?

– У меня сейчас не так много работы, как раньше было. Но время от времени снимаюсь в сериалах. Еще у меня пара антреприз, с которыми гастролирую. И, конечно же, семья: красавица жена Светлана, дочь, взрослый сын — работает программистом, ростом в меня — 1,96 м, и два внука — 9 и 13 лет. Мне сейчас очень хочется то, чего я не получил как актер в кино, воплотить в своих сценариях. Очень хочу снять картину «Христофор-подводник» — это интернациональная авантюрная комедия с лирическим финалом — здесь и благодарный жест ветеранам, участникам Великой Отечественной войны, и попытка, вопреки наследию некоторых политиков, снова развернуть лицом друг к другу народы России, Грузии и Украины, не сомневаясь, что смех и самоирония — кратчайшее расстояние не только между людьми, но и между народами.

Из досье «МК»

Владимир Епископосян родился 21января 1950 г. в Ереване. На большом экране дебютировал 19-летним студентом юрфака и сразу же в главной роли киноновеллы «Ахтамар» (1969). Но прежде чем посвятить свою жизнь театру и кино, по просьбе родителей окончил университет, отслужил в армии и стал стал мастером спорта по баскетболу, играя в чемпионате СССР за ереванский «Спартак». Только потом поступил в театрально-художественое училище и до переезда в Москву служил в труппе Ереванского русского драмтеатра. В кино, начиная с крымской одиссеи «Пиратов ХХ века» (1979), стал заложником своей впечатляющей фактуры — чернобородому великану (рост 1,93 м) режиссеры упорно предлагали роли террористов, мафиози, головорезов самых разных национальностей и степеней адекватности, хотя в 1985-м он сыграл Дон Жуана в одноименном фильме... Строчка «на лицо ужасные — добрые внутри» из песни «Остров невезения» — это про Владимира Арустамовича, который в бесконечной галерее злодеев, искал отдушину и находил ее на сцене Театра «Буфф» и в детских киносказках. Из почти 150 картин, где актер сыграл, его персонажи погибают в каждом третьем фильме — 51 раз! Этот счет еще не закрыт и когда-нибудь такое кинодостижение будет занесено в Книгу курьезных рекордов. Он — автор книг «Главный труп России» (2008) и «Новеллы «главного бандита» (2009). Заслуженный артист РФ (2003).

 

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру