Змея Сухорукова: "Ты только плохую водяру не бери - возьми хорошей!"

Сухоруков обладает невероятным даром - после общения с ним люди уверены, что подружились с актером крепко и навсегда... Но мало кто догадывается, какой ценой ему далась эта искренность и открытость, каких демонов ему пришлось укротить...

- Сейчас, разбирая ваши творческие удачи и виктории, я знаю, что в основе их одна важнейшая житейская победа Сухорукова. Как вам удалось «завязать» и вернуться к жизни?

- Конечно, мне всегда хотелось в профессии достичь каких-то успехов... Я вдруг понял, что презрение по отношению ко мне меня угнетало, даже больше - если ты со мной не разговариваешь, просто не разговариваешь, игнорируешь меня, ну игнорируй, но, когда я усматривал или замечал в тебе презрительное отношение ко мне, меня это очень разрывало. И вдогонку к этому добавлю, у меня разбухал стыд. Стыд оттого, что я такой. Что я не могу отказаться, я не могу бросить, я не могу быть другим, я не хочу быть трезвым! И то, что я не хочу быть трезвым, как будто бы в пьянке я чего-то обретаю или добиваюсь чего-то или становлюсь каким-то величественным... Это такая была неправда. Ничего же этого не было, и, тем не менее, презрение людей и мой собственный стыд за всё перед людьми... Я это запомнил - в те времена, когда я не планировал бросить пить. Я вообще эту фразу не люблю - бросить пить нельзя, распрощаться с этим - это тоже глупо. Здесь другой глагол - идти на войну с этим, быть на фронте со своим недугом. Я не оговорился. Пьянство - это не шалость, не глупость, не дурной характер или поведение, не каприз, не избалованность, нет. Это болезнь. Одним можно - пьют. Они легко просыпаются. Другим нельзя, потому что они даже пьяные дурные, не говоря уже, когда наступает похмелье... Только вот я понял это про себя, я осознал... Ну мне-то говорили об этом до этого, но почему-то я не воспринимал, не принимал, не соглашался с этими «их мнениями». А они мне это вслух говорили - ты плохой пьяный, ты нехороший пьяный, ты отвратительный, тебе нельзя пить! А я думал - как это? Чем я плохой? Я добрый, ласковый, улыбчивый, доверчивый, бесстрашный, я лихой, азартный, и в состоянии опьянения мир мне казался объемнее, шире, красочнее, добрее, необходимей. Пьяный мир мне был нужнее и ближе, чем трезвый мир. В состоянии трезвости мир был против меня. Он не любил меня, он заставлял меня переживать, нервничать, страдать, заставлял меня прятаться, прятаться от проблем, забот, от поставленных задач. Пьяному Сухорукову жилось легче. Но это же иллюзия, это же неправда! А когда я это понял, было уже поздно - я уже стал алкоголиком...

ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ИНТЕРВЬЮ

- Но вы нашли в себе силы, у вас есть точка возврата, день, когда всё стало иначе...

 - Это не полет на Луну... Я его не придумал, этот день появился осознанно, математически верно. Но я к нему постепенно подошел, в течение трех дней. Рассказываю подробности. Я не пил длительное время, год не пил. В 98-м я запил у Балабанова на съемках фильма «Про уродов и людей». Меня лечили, возили в Бехтеревку - на съемки ездил из лечебницы. И после этого я завязал и весь конец 98-го и 1999 год я был трезвый, не пил. Я был в завязке без всяких вшиваний. Я не занимался этим, я вообще в это не верил никогда - я просто знал, что компьютер внутри меня - он включает змею, он подключает к моей жизни эту змею, которая таится в каждом, кто пьет. Она может притаиться в копчике, за ухом, в затылке, в пятке, под мышкой, в ногте левого указательного или безымянного пальца на ноге, где угодно... Она в клубочке, таится и только одними ресничками хлоп-хлоп - ждет какого-то только ей ведомого сигнала. А мы о ней забываем. И вот в момент, когда мы о ней забываем, происходит срыв. Вот и всё.

И пока я помню об этом образе - я эту болезнь нарисовал именно образом змеи, которая во мне жила и требовала, естественно, этого продукта. Так вот, в 1999 году я трезвый, подходил 2000-й. Я закончил сниматься в «Брате-2», получил гонорар и уже запланировал, что я пойду в запой. Можешь себе представить? Моя змея сказала: «Ну, теперь тебе ничего не страшно, я не обижу тебя, всё будет с тобой нормально, ты только плохую водяру не бери. Возьми хорошей!» И я купил французский коньяк. И портвейн у меня был марочный. Только почему-то я набрал всего и много. Зачем? Змея не сказала - не бери много. Она говорит - возьми качественного. И я взял. И понимая, что впереди миллениум - это была ошибка, миллениум начался в 2001-м. А 2000-й год - это завершающие десятки, и я думаю, ну как же нули-то не обмыть? Три нуля, я дожил до трех нулей! И я наряжаюсь, с деньгами, закончив съемки, всё у меня в порядке, еду на Родину и встречаю Новый год с белорусской водочкой. Мне бутылку водки подарили в Белоруссии, я там был, то ли на гастролях, то ли на съемках.

- А коньяк, портвейн?

- А это я уже купил сам в Москве, нет, в Петербурге... и загулял! Новый год, я пьяный, по снежку, по ночам колобродил в Орехово-Зуево… И допился до такого состояния, что где-то в районе 15 января мне стало плохо, я уже лежал и кровью харкал... И всё прошу сестру: «Галь, купи да купи». А она говорит: «Да нельзя, ты посмотри, что творится у тебя в ведре! А я увижу, ужаснусь, вздохну, и… снова начинаю просить. Купи винца! Понимаю, что это может быть концом всего. Вздохну и опять прошу. И она мне сказала: «Уезжай, или я уйду из собственного дома». Я так этого испугался, вот, видимо, так уже допек, она до такой степени от меня устала, и я это понимал. Мой гений трезвого человека в том, что я пьяным понимал отношение людей к себе. Как я их мучаю...

Я понимал, какая я обуза для них, какой я отвратительный брат, друг, коллега, отвратительный, ничтожный, нечеловеческий. Я их понимал, вот в этом, может, талант мой. И где-то с 15-го числа я стал потихоньку выходить из этого состояния, с пивом, с кефиром, но все-таки желая похмелиться, и к 20-му числу я лежал, встать не мог! И, что удивительно, лежал на той кровати, на которой умер брат! Умер он от прободения язвы, а прободение язвы случилось тоже от алкоголизма... И тоже ведь каркали, говорили: «Да, конечно, у них на роду написано». Всё это было... Это некое непознанное чудо, в котором разобраться многие не могут, они не верят в это чудо и с этим не согласны. Они агрессивно, категорически не хотят этого признавать, рассуждая: «Да нет, он под подушкой пьет, он обманывает нас, он такой же алкоголик, он обязательно завтра, не сегодня завтра обязательно сорвется, он нам еще покажет свою змею». Только мне сегодня кажется, что змея на меня обиделась, если она из меня и не ушла куда-то в другую сферу, глазки-то она не открывает, она сегодня ресницами не вздрагивает, затаилась, как будто в ночлежке, как будто спячка у нее зимняя. Почему? Я о ней помню... 20 января я лежал, и на полу около меня две трехлитровых банки с водой. Просто с водой. Каждые 10 минут пил эту воду - весь мокрый, ползал в туалет, писал… Но два дня я лежал и пил эту воду, и 22 января к вечеру я тихо-тихо встал в трусах, весь какой-то намыленный от пота, зашел в ванную и дрожащим телом включил душ. И стоял под этим душем, я смывал с себя вот эту всю липкость запоя. Потом я выпил таблетку снотворного и уснул. Сон всегда помогает, особенно когда тревожно. И утром 23 января я проснулся и пошел чистить зубы, брить лицо, мыть голову... Всё! И дальше мне стало легче, я еще чувствовал какую-то внутреннюю дрожь, какой-то нездоровый холод в теле, но я уже понимал, что я освободился от того мучительного груза пьянки. Вечером я уехал в Питер. Вот поэтому 23 января для меня день рождения. Галя дала на дорогу, и я поехал в другую жизнь. Конечно, я поехал к проблемам... Я вернулся в свой мир и стал его чистить, выскребать, вылизывать, проклинать! И получилось. Я готов был не к какому-то процветанию, к ренессансу, нет, я готовил себя к обыденной, скучной, какой-то тревожной жизни. Я знал, что путь мой до моих желаний будет долгим. А желания одни - быть актером, не иметь долгов, выходить к людям чистым, нарядным, сытым, довольным и независимым! Не сразу, но получилось...

Виктор Сухоруков о Крыме