«МК в Крыму» выяснял, как на полуострове перед Дмитрием и Константином предстали пути, по которым следует двигаться, чтобы в итоге войти в историю более-менее адекватными и при этом в значительной степени неординарными персонажами.
Ставки сделаны
Глава многочисленного семейства Мережковских был тем, что ныне именуют «идеальным аппаратным работником». Очень работоспособный, аккуратный, педантичный, волевой, прекрасно разбирающийся в тонкостях внутриполитической интриги, Сергей Иванович сознательно выбрал карьеру чиновника, прошел все ступени служебной лестницы, дослужился до должности столоначальника придворной канцелярии Александра II и вполне прилично содержал на свое жалование жену и девятерых детей.
Биографы двоих наиболее прославившихся его чад, Константина Сергеевича и Дмитрия Сергеевича, в один голос твердят, что жену свою, Варвару Васильевну, в девичестве Чеснокову, он боготворил и при этом третировал настолько жестко, что она раньше времени сошла в могилу. Так и напрашивается банальная рифма «убил - любил», которую впоследствии так тщательно избегал в своем творчестве Дмитрий Сергеевич. Правда, в своей автобиографической прозе он все же нашел слова, чтобы оправдать отца, хотя слова эти больше похожи на приговор, своеобразную дань безрадостной памяти, а не на попытку отблагодарить: «Мне теперь кажется, что в нем было много хорошего. Но, угрюмый, ожесточенный тяжелой чиновничьей лямкой времен николаевских, он не сумел устроить семьи. Нас было девять человек: шесть сыновей и три дочери. В детстве жили мы довольно дружно, но затем разошлись, потому что настоящей духовной связи, всегда от отца идущей, между нами не было».
С восприятием образа отца у Константина Сергеевича, который был старше брата на 10 лет, дела обстояли еще хуже. Он так до конца жизни и не смог понять, что есть любовь. То чувство, что испытывал его отец к матери, он чем-то высоким не считал. И, возможно, именно поэтому его отношения с женщинами всякий раз носили провальный характер. Извращенная эстетика казалась куда понятнее и ближе. Все это порадовало бы старину Фрейда, но не биографов, которые, дабы прославить научные достижения Константина Мережковского, вынуждены отмахиваться от «возможной практической реализации им идей ультраправой утопии». В этой связи стоит упомянуть, что вся общественная деятельность Константина Сергеевича была направлена на то, чтобы максимально насолить родителю. Причем преимущественно на словах, а не на деле. В текстах Дмитрия Мережковского его старший брат предстает молодой копией персонажа тургеневского романа «Отцы и дети» Базарова - эдакий фанатик естественных наук, толкающий речи в поддержку народовольцев. За что его, собственно, в конце концов и изгнали из отчего дома.
Выигравший
Как бы Дмитрий ни принижал роль отца в своей жизни, он все-таки был ему кое-чем обязан. К примеру, знакомством с Крымом, куда Сергей Иванович ездил в долгие служебные командировки. «Иногда, по просьбе матери, отец брал меня с собой в Крым, где у нас было именьице по дороге на водопад Учан-Су. Там я впервые почувствовал прелесть южной природы. Помню великолепный дворец в Ореанде, от которого остались теперь одни развалины. Белые мраморные колонны на морской синеве - для меня вечный символ Древней Греции», - пишет Дмитрий Мережковский в «Автобиографической заметке». Почти забытые символы стали его открытием номер один. Козырем, который он потом, став взрослым и опытным, научился виртуозно доставать из рукава.
Там же, в «Автобиографической заметке», Дмитрий Сергеевич признается, что свои первые стихи он, тринадцатилетний, написал под влиянием «Бахчисарайского фонтана» А. С. Пушкина. Его второе открытие и еще один козырь.
Так он понял, что Крым делает его сильнее.
Потому Крым стал для Дмитрия Мережковского своеобразным убежищем тогда, когда умерла его любимая мать. Ему, не имевшему ни с кем из родных душевной близости, возможно, суждено было остаться один на один с болью от потери, если бы не его молодая жена. Немедля по завершении всех связанных с похоронами хлопот Зинаида Гиппиус увезла Дмитрия Сергеевича в Алупку, где сняла дачу.
Крымская микстура
«Дмитрий, в этих любимых местах, немножко прояснился, - засвидетельствовала Гиппиус. - Особые крымские запахи, лаврами и розами, обоим нам знакомые, особенно ему милые… Он показывал мне Алупкинский дворец, где мальчиком целовал руку современнице Пушкина. Тихие руины Ореанды и там, на высоте, белая колоннада…»
Да, Зинаида Гиппиус, пожалуй, являлась самым главным козырем в игре Дмитрия Мережковского. Она знала, что целительно для мужа, и не сомневалась в том, что Крым - лекарство. Ее саму с детства потчевали этой «микстурой». После преждевременной кончины главы семейства Гиппиус мать Зинаиды, опасаясь, что все ее четыре дочери унаследовали от отца склонность к чахотке, увезла потомство в Ялту. Для Зинаиды это было все одно, как попасть в рай. В южных краях она со всей страстью отдалась любимым занятиям - верховой езде и литературе. Тут все началось. Тут все и продолжилось.
С мужем у Зинаиды имелся негласный договор: он пишет стихи, она - прозу. Однако случилось так, что по приезде в Крым этот договор исчез, как злокачественная опухоль. А все оттого, что здесь, под южным солнцем, у «раненной смертью» Гиппиус все раны затянулись как по волшебству. «Трудно нам было среди всего этого, да еще и по молодости лет, думать о смерти… Но мы думали, только уже как-то более светло», - напишет она позже. И слукавит. Думать не получалось совершенно. И, наверное, оттого с порученным ей супругом переводом байроновского «Манфреда» ничего не вышло. Дмитрий Сергеевич, очень требовательный, когда дело касалось творчества, на этот раз проявил лояльность, из любви к Зинаиде, а также по причине того, что сам уже имел виды на создание прозаических произведений, в частности задумал роман о Юлиане Отступнике. К тому же он начал выздоравливать, стал встречаться со знакомыми и друзьями, а также наконец научился выигрывать в играх со своим и чужим сознанием.
Проигравший
В жизни Константина Сергеевича Мережковского полуостров тоже очень много значил, ведь сегодня этого человека знают прежде всего как «ученого, открывшего каменный век в Крыму». По замечанию А.А. Формозова: «Хотя его исследования в Крыму продолжались всего два полевых сезона - 1879 и 1880 гг., но за короткий срок сделано им столько, сколько иные археологи не смогли совершить за всю жизнь».
На самом деле Константин Мережковский бывал в Крыму чаще, но эти сезоны реально самые плодотворные. Посетив полуостров в 1879 и 1880 годах, он заложил шурфы в 34 пещерах, и в девяти из них им были обнаружены следы культурного слоя палеолита. Особенно ярко были представлены памятники в пещерах Сюрень I и Качинский навес. Поселение эпохи мустье было обнаружено Мережковским в Волчьем гроте на реке Зуя. Более поздние находки были сделаны в гротах Сюрень II и Черкез-Кермен. Ученым были произведены поистине грандиозные изыскания, и он, само собой, планировал опубликовать их результаты. Из-под его пера даже вышло несколько статей и полевых отчетов. Однако запланированная монография «Очерк каменного века в Крыму» так и не увидела свет по той простой причине, что Министерство просвещения не сочло нужным профинансировать публикацию идеологически некорректных убеждений (и, что еще важнее, высказываний) ее автора.
В 1884-м Константин Сергеевич опять обратился к Крыму. На этот раз он произвел раскопки на старых могильниках крымских татар, откуда извлек 70 черепов и 2 полных скелета. Известные ему одному соображения заставили его присовокупить к этой «коллекции» еще два черепа караимов, приобретенные с рук у местных черных археологов. По официальной версии, черепа нужны были Мережковскому для работы, связанной с проблемами расового анализа. Однако, поскольку никаких серьезных публикаций не воспоследовало, поползли упорные слухи, что извлеченные из крымской земли человеческие останки используются вовсе не для продвижения науки, а служат своего рода реквизитом на модных в ту пору спиритических сеансах. Слухи имели под собой почву, поскольку Мережковский действительно увлекался спиритизмом и даже приобщил к своим потусторонним изысканиям профессора химии А. М. Бутлерова и своего ассистента.
Разочарование в жизни
Репутация Константина Сергеевича, мягко говоря, оказалась подмочена, И он разочаровался в жизни, людях и духах, однако выходить из игры пока не собирался. В 1886 году он оставил университет, выслал в Кунсткамеру Академии наук свои археологические и краниологические коллекции и поселился в Крыму. Здесь в течение десяти лет он вел весьма бурную деятельность, используя все свои козыри. Занимался обустройством имения и виноградника. Вопреки своим сексуальным предпочтениям, пытался обрести семейное счастье, женился на 25-летней институтке, в 1890 году заимел сына Бориса. Делал карьеру.
В 1893 году его по протекции отца назначили заведующим Крымскими садами удельного ведомства. С 1889 года он изучал диатомовые водоросли Черного и Азовского морей (были опубликованы работы «Инструкция для собирания диатомовых водорослей», «Список диатомовых Черного моря», «Заметки о диатомовых водорослях Геническа (Азовское море)»). А с 1897-го работал на Севастопольской биологической станции.
А потом собственными руками все развалил. О его научных изысканиях в этот период информации практически не имеется. С начальством Мережковский разругался в пух и прах. Жена его покинула по причинам, которые интеллигентные люди, не желающие копаться в чужом, очень уж грязном белье, именуют «неизвестными».
В 1898 году Константин Сергеевич Мережковский, казалось бы, взялся за ум - приступил к написанию фундаментального иллюстрированного издания «Ампелография Крыма». Писать книгу он вроде как начал, но вскоре бросил и уехал в Северную Америку. Современники посчитали, что в этом была устойчивая закономерность. Мол, в слишком уж сложные игры разума он играл, выиграть в таких даже благоприятный крымский климат помочь не может. «Мережковский всегда на меня производил впечатление ненормального человека», - такой крест на Константине Сергеевиче поставил ректор Петербургской духовной академии
