Исцеление Менделеева: что успел придумать гениальный химик в Крыму

Как Дмитрий Иванович окзался в Симферополе и сколько он там смог продержаться

Дима Менделеев с детства не отличался богатырским здоровьем. Мать носилась с ним, как с писаной торбой. Окружающие осуждали ее за это. Но еще больше осуждали ее за то, что она увела повзрослевшего, но так и не окрепшего мальчика на учебу в Санкт-Петербург с его явно нездоровым климатом. Дмитрий искал панацею от болезни, последней стадии чахотки, в учебе в Главном педагогическом институте. Но так и не нашел ее.

Как Дмитрий Иванович окзался в Симферополе и сколько он там смог продержаться
Симферополь, фото: М. Львовски

Вспоминал позднее: «После первого же года вступления в него со мной приключилось кровохарканье, которое продолжалось и во всё остальное время моего там пребывания...». Рецепт спасительного средства под названием «распределение в прифронтовую зону» Менделееву выписали позже и по ошибке. Но на самом деле ошибка та была чем-то, что часто именуют «Божьим промыслом».

А случилось следующее...

Средство от чахотки

В преддверии выпускных экзаменов в голове юного гения четко обозначился план по спасению собственного здоровья. Он твердо решил отказаться от лестного предложения директора института И.И. Давыдова остаться еще на один год в вузе «для усовершенствования в науках и приготовления к магистерскому экзамену» и, воспользовавшись правом набор, отправиться на юг. Не в Крым, конечно, на территории которого уже два года шла война (1853-56 гг.), а в Одессу, где ему просто обязаны были предоставить возможность и работать по специальности, и спокойно готовиться к экзамену на степень магистра.

Но, как оказалось, никто никому ничего не обязан, даже тщательно выполнять свои обязанности и правильно составлять официальные бумаги. Ошибка делопроизводителя Министерства народного просвещения, перепутавшего бумаги и предписавшего Менделееву ехать в прифронтовой Симферополь, вызвала у перспективного специалиста, в силу лет идеализировавшего мир, бурю возмущения. «Я и теперь не из смирных, - вспоминал он много лет спустя, - а тогда и совсем был кипяток». Он незамедлительно отправился в министерство и наговорил дерзостей директору департамента. Дошло до того, что Менделеева, а вместе с ним и Давыдова вызвал сам министр народного просвещения Авраам Сергеевич Норов.

В биографии Менделеева, вышедшей в серии ЖЗЛ (автор Герман Смирнов), описывается, как был разрешен данный конфликт. Мол, министр - участник Бородинского сражения, знаток восточных языков, поэт, известный открытым, грубоватым характером и тем, что всех называл на «ты», - сначала наказал «зачинщиков скандала», Менделеева и Давыдова, заставив просидеть в приемной в ожидании 4 часа, а потом стал их мирить. В итоге стороны расцеловались и помирились. Но положения дел это не изменило.

Перспективу отправиться в Крым Менделеев расценил как смертный приговор. И, как и полагается смертнику, стал приводить дела в порядок: писал письма, отдавал последние распоряжения… И, конечно же, отправился к врачу, самому лучшему из возможных (гулять так гулять).

Вот тут-то и начинаются чудеса.

Петербургское светило медицины, лейб-медик Здекауер, прославившийся впоследствии тем, что стал главным учредителем Русского общества народного здравия, простукав и прослушав умирающего, не выявил у него «ничего такого», даже чахотку не подтвердил. А еще удивил молодого химика тем, что первым, из длинной череды его знакомых, порадовался, что тот едет не куда-нибудь, а в Симферополь. Ведь «где-то там, поблизости, в плавящемся в огне войны Крыму» находится прославленный хирург Пирогов. Здекауер деликатно умолчал еще об одном плюсе для зацикленного на себе Менделеева в этом «горящем туре» в прифронтовую зону: там можно было увидеть подлинные проблемы, подлинные беды и бедствия, сравнить их со своими, успокоиться и начать жить.

Шоковая терапия

Крымская реальность 1855 года действительно была суровой. Настоящая шоковая терапия. «Вся местность, начиная от Перекопа, опустошена, - вспоминал позднее Дмитрии Иванович. - Нигде не видно травки: всю съели волы, верблюды, везущие страшно бесконечные обозы раненых, припасов и новых войск».

Симферополь же превратился в военный лагерь, прифронтовую зону, в один большой госпиталь, постоянно пополняющийся новыми жертвами боев.

Историки считают, понять, что происходило тогда в городе, может вдумчивое созерцание картины Константина Филиппова «Военная дорога между Севастополем и Симферополем во время Крымской войны», написанной в 1858 году. В данный момент этот необычайно эмоциональный шедевр находится в Третьяковской галерее Москвы. Настоящее панорамное окно (241,8 x 346,5 см), через которое можно заглянуть в те времена.

Еще одно окно в прошлое, с помощью которого можно заглянуть в реалии жизни Менделеева, - картина живописца, члена Союза художников УССР, заслуженного деятеля искусств Ивана Тихого «Н.И. Пирогов осматривает больного Д.И. Менделеева» (хранится в Национальном музее-усадьбе Н.И. Пирогова в Виннице). На заднем плане видны матросы и сестра милосердия, характерные для госпиталя. Картина была выполнена по заказу Минздрава СССР в 1964 году. В те времена подобного рода госзаказы нужно было выполнять вдумчиво, композиционные решения «для красоты» и «из головы», мягко говоря, не приветствовались. Известно, что Тихий очень долго изучал исторические материалы, книги, письма, фотографии тех лет и пришел к соответствующим и, что характерно, правильным выводам, которые, правда, очевидны не для всех...

Уравнение с известными

Картина Тихого, как минимум, позволяет порадоваться за Менделеева, ведь в Симферополь он прокатился не зря, а с пользой для собственного здоровья, ему удалось встретиться с Николаем Ивановичем Пироговым. Другое дело как? И вот тут начинается самое интересное.

Практически все жизнеописания Дмитрия Ивановича отличаются одной, но очень примечательной странностью. Во многих научных и околонаучных статьях, а также в монографиях поиски Менделеевым прославленного хирурга Пирогова носят прямо-таки детективный характер. Мол, Пирогов был «где-то в Крыму», «возможно, в эпицентре военных действий», «возможно, на передовой» и Менделееву пришлось изрядно поднапрячь свои извилины, чтобы с ним таки встретиться. У нашего читателя может сложиться впечатление, что только избранным дано вычислить время и место встречи двух великих людей, Пирогова и Менделеева. А ведь ответ на это уравнение лежит на поверхности. Если принять за Х - местонахождение Менделеева, то есть Симферопольскую мужскую гимназию, вернее ее первый этаж, а за Y - военный госпиталь, в котором работал Пирогов, расположенный на втором этаже Симферопольской мужской гимназии, и учесть, что погрешностей и расхождений во времени не имеется, то что же мы получим? «Они встретились в гостинице!» - отвечают «прозорливые» исследователи, подразумевая гостиницу «Золотой Якорь», где жил Пирогов (это заведение находилось на месте гостиницы «Европейской», сейчас на этом месте сквер 200-летия Симферополя).

Смешно. Хотя вполне возможно, что эти двое интеллектуалов, прижатых цепкими челюстями не зависящих от них обстоятельств, встречались не раз и не два в гостинице. К тому же, весьма вероятно, именно Пирогов и те объемы работы с ранеными, которые приходилось ему выполнять, как раз таки и вдохновили Менделеева на то, чтобы изобрести водку. Существует мнение, что, не согласись Менделеев обеспечить госпиталь обеззараживающим средством, предназначенным для достижения стерильности рук при проведении операций, Пирогов ни за что бы не согласился отвлекаться на такие пустяки, как лечение гипотетической чахотки у одной отдельно взятой личности, там, где люди в больших количествах умирают от куда более серьезных и реальных напастей.

Сроки и даты

Еще одна несуразица обнаруживается в тиражируемых о Менделееве сведениях, когда начинаешь задумываться о том, за какой именно период времени Дмитрий Иванович мог успеть встретиться с Пироговым, вылечиться, изобрести водку, при этом еще и выполняя свои основные обязанности, то бишь работая в школе. В том, что Менделеев преподавал в прифронтовом Симферополе, большинство крымских историков не сомневается. Мол, госпиталь был только на втором этаже, тогда как на первом шли занятия, и пусть учеников было не много, всего шестеро, но они таки были. Далее принято ссылаться на документы из Государственного архива РК, в частности на формулярный список о службе старшего учителя естественных наук Симферопольской мужской гимназии, состоящего в IX классе Дмитрия Менделеева, составленный «октября 5 дня 1855 года». Еще одним аргументом в пользу уверенности в том, что педагогический талант Менделеева был реализован, служит то, что во время пребывания в Симферополе Менделеев получал жалованье, целых 33 рубля, а зарплату, как известно, просто так не платят. О жалованье упоминают, кстати, даже те, кто уверен, что в Симферополе химик был безработным, по сути и поневоле.

Бесспорно, дебаты на данную тему имеют место быть. Ведь, во-первых, любая грамотно доказанная теория в наше время «игры в бисер» может стать прекрасной темой для диссертации. А во-вторых, даже при нынешнем, без сомнений более совершенном формате российского Трудового кодекса сложно разобраться, кто официально числится трудоустроенным, но при этом не работает, а кто действительно работает, но при этом нигде не оформлен.

Однако в случае с Менделеевым интерес представляет другое: почему мы ищем ответ на вопрос о занятости, предварительно не уточнив, сколько конкретно времени молодой химик пробыл на крымской земле. Да, именно так. Согласно самой распространенной версии, Дмитрий Иванович пробыл в Симферополе чуть больше месяца, после чего получил письмо от некоего Янкевича, того самого Янкевича, которого оплошность департаментского писаря направила на менделеевское место в Одессу. «Любезный Менделеев! - писал Янкевич. - После долгих усилий мне удалось наконец выхлопотать себе позволение остаться в Петербурге… Я… решительно не имел времени ранее уведомить тебя о перемене моего назначения. Теперь мне пришло в голову, что, может быть, ты не можешь ли занять мое место, если захочешь, конечно… Во всяком случае, я считаю долгом уведомить тебя обо всем этом».

Фасад гимназии № 1 сегодня по ул. Карла Маркса, 32, фото В. Плюховой.

В официальной биографии Менделеева, вышедшей в популярной серии ЖЗЛ, последствия получения этого послания описаны следующим образом: «Письмо Янкевича переполнило чашу терпения: Менделеев тут же пошел к директору гимназии, получил у него разрешение поехать в Одессу и 30 октября с месячным жалованьем в кармане и с надеждой в сердце покатил из Крыма. Через две недели он уже получил место старшего учителя математики в гимназии при Ришельевском лицее…» Вслед за Германом Смирновым, автором этой монографии, все повторили дату отъезда из Крыма 30 октября и проставили год - 1855. Получилось чуть больше месяца. Но ведь у самого Смирного, мастерски умевшего обходить спорные моменты, год отъезда Менделеева нигде не указан, только дата. Вероятно, известному биографу, дабы не нарушить стройности повествования, не было нужды упоминать об одном интересном письме, довольно-таки часто публиковавшемся, но всё больше в связи с освещением отношений Менделеева с известным сказочником Ершовым. Старшей падчерицей Ершова была будущая жена Менделеева Феозве Никитична Лещева, племянница неких Владимира Александровича и Марии Федоровны Протопоповых. Этим самым Протопоповым и было адресовано то самое письмо. Его Дмитрий Иванович отправил из Симферополя 19 октября 1856 года (!).

Мемориальная доска на фасаде гимназии в Симферополе, фото В. Плюховой.

И еще… На определенные мысли наводит и то самое «решительно не имел времени ранее уведомить» из письма Янкевича. Эта фраза, где ключевым словом является «ранее», предполагает достаточно длительный период раздумий со стороны адресата и еще более длительный период, затраченный им на борьбу с бумагосоздателями, ошибочно пославшими его, Янкевича, в Одессу. Те, кто хоть раз занимался оформлением официальных документов, исправлением в них ошибок и неточностей и пересылал что-то по почте (не важно, какой век на дворе, XIX или XXI), поймет: месяц в данном случае - не срок. Если бы Янкевич уложился в месяц, он сам бы себе воздвиг памятник, а не смиренно извинялся…

Путевка в жизнь

«Плохо было жить мне в Симферополе, милые родные, до того плохо, что я старался всеми силами выбраться из Крыма - и, благодаря Бога, выбрался. В Симферополе я не имел порядочного обеда, а платил за него 60 коп. сер., я не имел своего угла - ничего еще нельзя было достать, должен был жить вместе с инспектором, комната которого не топилась - дрова так дороги, что нашему брату не по карману, я не имел ни знакомства, ни книг, ни даже всех своих вещей, которые отправил в Одессу, а потому время текло и скучно, и без пользы. А я чувствовал много еще сил нетронутых, да и здоровье не могло укрепляться в нетопленой комнате…» - вспоминал Менделеев в письмах. Возможно, и так. Но именно в Симферополе Дмитрий Иванович получил путевку в жизнь, ведь тут он узнал, что он совершенно здоров и смертный приговор отменяется. Много повидавшему на своем веку Пирогову не нужен был рентгеновский аппарат, чтобы понять, что болезнь молодого человека проистекает не от нездорового петербургского климата или переутомления, а от излишней впечатлительности и богатого воображения, а еще от чрезмерной маменькиной опеки. Дмитрию Ивановичу, по правде говоря, весьма нравилось сетовать на жизнь. Однако, несмотря на все «ох» и «ах», Крым запал ему в сердце, и чувство это он сумел передать своему сыну, для которого полуостров стал прямо-таки навязчивой идеей.

Если бы тогдашние чиновники позволили Владимиру Менделееву реализовать его проект, то проблема с логистикой между полуостровом и материковой частью России была бы решена более ста лет назад. В качестве «природой данного, кратчайшего для значительной части России и дешевейшего пути, которому принадлежит видная роль как в настоящем, так в особенности в будущем» он рассматривал доступное для судоходства Азовское море. И недаром об этом проекте Менделеева вспомнили, когда Крым воссоединился с Россией. Несколько лет назад, когда зашла речь о необходимости строительства моста через Керченский пролив, частью инженеров выдвигались предложения построить-таки задуманную Менделеевым запруду «в виде современной дамбы-плотины в бетоне с мостом посередине пролива, где мост выполнен в виде арочной конструкции пролетом 500 м и высотой над проливом около 45 м с опорами краев арки на бетонное тело западной и восточной дамб-плотин». Чем же современные ученые мотивировали необходимость дамбы? А вот чем: «Наличие дамбы-плотины позволит регулировать водосброс из Азовского моря в Черное и предотвратит попадание соленых вод Черного моря в Азовское. Целесообразен монтаж на дамбе-плотине гидроэлектростанции для повышения энергообеспеченности Крыма». Аргументы практически те же, что в проекте Менделеева. Значит, с технической точки зрения его предложение имело место быть. Можно, конечно, оправдывать государственную машину времен Российской империи, не обратившую должного внимания на проект, аргументом вроде: Владимир Менделеев просто опередил свое время. Но с геополитической точки зрения оправданий, увы, не найти. Ведь будь чиновники того времени прозорливее и прими они подарок полуострову от гениальной семьи Менделеевых, крымчанам, возможно, и не пришлось бы пережить вынужденную 23-летнюю ссылку в чуждое им государство.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №40 от 26 сентября 2018

Заголовок в газете: Исцеление Менделеева

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру