«Дрянной городишко»
Грибоедов приехал в Симферополь 18 июня 1825 года. Остановился поэт в только что построенной гостинице «Афинская» (проспект Кирова, 25). Вблизи гостиницы находились кварталы бывшей Ак-Мечети с ее грязными кривыми улочками. Может быть, поэтому город Грибоедову не понравился. «Дрянной городишко», - отозвался о нем писатель в одном из писем, адресованных в Петербург.
Слава великого драматурга бежала впереди Грибоедова, а он был в чрезвычайно мрачном настроении и еле отбивался от непрошеных знакомств местных обывателей. В письме С. Н. Бегичеву от 9 сентября 1825 года из Симферополя он писал: «Еще игра судьбы нестерпимая: весь век желаю где-нибудь найти уголок для уединения, и нет его для меня нигде. Приезжаю сюда, никого не вижу, не знаю и знать не хочу. Это продолжалось не более суток... ворвались ко мне, осыпали приветствиями, и маленький городок сделался мне тошнее Петербурга. Мало этого. Наехали путешественники, которые меня знают по журналам: сочинитель Фамусова, Скалозуба, следовательно, веселый человек. Тьфу, злодейство. Да мне не весело, скучно, отвратительно, несносно!..» Хотя он отмечал, что ему все же нравилось, что «знают наизусть мои рифмы, ожидают от меня, чего я, может быть, не в силах исполнить; таким образом, я нажил кучу новых приятелей, а время потерял и вообще утратил силу характера». Сегодня на здании бывшей гостиницы в Симферополе установлена мемориальная доска.
Трехнедельное турне
В конце июня - июле 1825 года писатель совершил свое первое путешествие по Крыму по маршруту: Симферополь - Алушта - Ялта - Алупка - Симеиз - Ялта - Байдары - Балаклава - Инкерман - Севастополь - Херсонес - Мангуп-Кале - Бахчисарай - Чуфут-Кале - Иосафатова долина - Успенский монастырь - Симферополь, далее Саблы (нынешнее село Каштановое Симферопольского района) и снова Симферополь (13 июля).
Уже 24 июня поэт отправился к Аянскому источнику. Тогда это было популярное место, и путешественникам советовали посетить его. Тогда он выглядел совсем иначе, чем сейчас, из скалы бил мощный фонтан. «Шум воды слышен издали, вблизи нельзя разговаривать. Салгир разом вырывается сильным потоком из огромной промоины в сплошной скале. Над промоиной нависла массивная скала» - так описывала Аянский источник Мария Сосногорова в своем путеводителе (Аян тогда считался истоком Салгира).
Каждый день своего трехнедельного путешествия (24 июня - 12 июля) поэт описывал в дневнике все, что увидел и что заинтересовало его.
После Аяна он отправился в знаменитую пещеру Кизил-Коба (Красная пещера), обломал «на память» два сталактита и даже нацарапал свое имя на одной из стенок. Так делать, конечно, не стоит, но с тех пор этот зал называют Грибоедовским - отсюда начинается подземная река Кизилкобинка.
Далее поэт проехал вдоль Долгоруковской яйлы, посетив несколько уже не существующих сел - Ени-Сала, Кучук-Янкой, и доехал до села Ангара (сейчас Чавке и Ангара входят в одно село - Перевальное).
Грибоедов несколько раз поднимался на Чатыр-Даг и на его высшую точку - Эклизи-Бурун.
«Поднимаемся на самую вершину. У самого верхнего зубца нас охватывают облака - ничего не видать, ни спереди, ни сзади, мы мокрехоньки, отыскиваем пристанища. Розовая полоса под мрачными облаками, игра вечернего солнца; Судак виднеется вдали; корабли в Алуште будто на воздухе; море слито с небом...»
Советский ученый Виктор Филоненко написал статью к столетию путешествия Грибоедова в Крым. В ней он описывает: «28 июня он выезжает из Алушты берегом, узенькой тропой в Кучук-Ламбат. Дивная природа, «вид благосостояния в селении», сады, маслины, смоковницы, лилеи, беседки, подводные камни, не доезжая до деревни, бакланы, дельфины, - вызывают у поэта такое восклицание: Venite, adoremus!» (на латыни «Придите, поклонимся» - фраза, популярная в гимнах).
29 июня Грибоедов отправился из Партенита в Дерекой (север Ялты), по пути остановился в Гурзуфе, в имении генерал-губернатора Новороссии графа Михаила Воронцова. Здесь, возле Гурзуфа, он встретился с великим польским поэтом Адамом Мицкевичем. Свой путь сюда он описал немногими словами:
«29 июня. Парфентит, вправо Кизильташ, шелковицы, смоковницы, за Аюдагом дикие каменистые места, участок Олизара, шумное, однообразное плескание волн, мрачная погода...» (Олизар - польский поэт и общественный деятель, первый владелец крымского имения «Артек». Драматург называет Партенит Парфентитом по используемому в то время написанию поселка через букву «фита»).
Затем он приезжает в Алупку, которую описывает так:
«В Алупке обедаю, сижу под кровлею, которая с одной стороны опирается на стену, а с другой - на камень; пол выходит на плоскую кровлю другого хозяина, из-за нее выглядывает башенка мечети Муэдзен-Селами-Эфенди, шелковицы, виноградные лозы... вообще здесь везде оливы, лавры, гранатики рдеют. Паллас говорит, что у Айтодора устрицы, но пора рабочая, теперь не ловят».
Далее Грибоедов посетил Байдарскую долину, откуда поехал к Севастополю. Он остановился в Балаклаве, а затем через мыс Фиолент и Камышовую бухту прибыл в Севастополь. Там он совершил прогулки по городу, осмотрел окрестности Инкермана, посетил Херсонес:
«…окрестности Севастополя представляют поистине землю классическую. На каждом шагу вы наталкиваетесь на древности греческие…» - писал он в своем дневнике.
После Севастополя Грибоедов посетил Мангуп, а затем отправился в Бахчисарай. По пути пересек реки Черную, Бельбек и Качу:
«Здесь природа против Кавказа все представляет словно в сокращении... душа не обмирает при виде бездонных пропастей... Зато прелесть моря и иных долин: Качи, Бельбека, Касикли-Узеня и проч. ни с чем сравнить не можно» (под Касикли-Узенем он имеет в виду реку Черную, которую называли Казаклы (Казакская или Русская).
Сильное впечатление на него произвело родовое гнездо караимов - Чуфут-Кале:
«В утесе высечены комнаты. Ходы, лестницы, галереи к северо-востоку вне крепости… На самом конце площадка, под нею вторым уступом острый зубец утеса, направо долина, налево под ногами голое ущелье… Спуски, сходни в круглый зал, шесть комнат к западу, к востоку три, узкий ход по парапету, множество других развалин. <...>Ночью в Бахчисарай. Музыка, кофейная, журчание фонтанов, мечети, тополя. Татарин мимо нас скачет вон из города, искры сыплются из трубки».
Собирал исторические сведения о полуострове
Поэт вообще очень интересовался историей, с большим вниманием осматривал памятники, изучал развалины древностей и высказывал свои предположения об археологии и этнографии Крыма.
Неоднократно ездил он в бывшее имение Таврического губернатора Андрея Бороздина Саблы (Каштановое), и предполагается, что встречался там с декабристами. Интересно, что старая дорога проходила не там, где сейчас. Путешественники ехали через Старый город (Симферополь), миновали старое татарское кладбище (было возле улицы Футболистов) и ехали вдоль реки Казанки (которая сейчас проходит под землей) и мимо села Чумекары (Обрыв) выезжали в сторону села Саблы (Партизанское). Тут писатель прожил около дух месяцев, изредка наведываясь в губернский центр. По некоторым данным, в имении он пробовал писать, в том числе не дошедший до нас план пьесы, и собирал исторические сведения о полуострове.
Посетил Грибоедов и Восточный Крым и оставил свои заметки об этом регионе:
Судак:
«Вчера рано побрел к мысу, на котором разметаны Сольдайские руины. Я был один. …Кто хочет посещать прах и камни славных усопших, не должен брать живых с собой. Это мною несколько раз испытано. Поспешная и громкая походка, равнодушные лица и пуще всего глупые ежедневные толки спутников часто не давали мне забыться, и сближение моей жизни, последнего пришельца, с судьбою давно отошедших от меня было потеряно».
Феодосия:
«Нынче обегал весь город. Чудная смесь вековых стен прежней Кафы и наших однодневных мазанок. Отчего, однако, воскресло имя Феодосии, едва известное из описаний древних географов, и поглотило наименование Кафы, которая громка во скольких летописях европейских и восточных? <...> На этом пепелище господствовали некогда готические нравы Генуэзцев; их сменили пастырские обычаи мунгалов с примесью турецкого великолепия; за ними явились мы, всеобщие наследники, и с нами дух разрушения; ни одного здания не уцелело, ни одного участка древнего города, не взрытого, не перекопанного. Что ж. Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, когда исчезнет русское племя, как им поступать с бренными остатками нашего бытия».
15 сентября 1825 года поэт отбыл к месту своей службы дипломатическим секретарем в Кавказском корпусе.
