От Врагеля к Дзержинскому: путь генерала, наводившего ужас на Крым

Белый с оттенком красного

Современники вспоминали, что он редко вел себя как благовоспитанный офицер, любил слово «индюк», песню «Гори, гори, моя звезда» и щеголял в белом ментике, гусарской короткой накидке с меховой опушкой, хотя гусаром не был. Солдаты любили его и ласково называли «генерал Яша». Сам барон Врангель 18 августа 1920 года за особенные заслуги во время обороны Крыма специальным приказом наградил Якова Александровича Слащева приставкой к фамилии - Крымский.

Белый с оттенком красного
Севастополь, фото: М. Львовски

Правда, чуть позже между двумя военачальниками возникли непримиримые разногласия. И не без оснований. Ведь, возможно, Слащев и был той самой причиной, по которой Врангелю не удалось построить процветающее государство в отдельно взятом Крыму. «МК в Крыму» разбирался в эпизодах биографии белого генерала, позволяющих говорить о нем как о «засланном казачке».

Двойственная натура или мастерская игра

Слащев прославился в культурных кругах постреволюционной России как прототип героя булгаковской пьесы «Бег». О Романе Валерьяновиче Хлудове литературоведы писали, что он, намеренно скромно представленный в афише, является человеком, который, «находясь одновременно в нескольких хронотопах, олицетворяет «болезненный» и нестабильный мир». А еще указывали на его внешнюю «раздвоенность», спровоцированную душевной «двойственностью». Умные слова о сложном персонаже… Видимо, и Булгаков, и его критики-почитатели в глубине своих душ ощущали, что и с Хлудовым, и, тем более, с его прототипом Слащевым что-то не так. А ведь то самое «находясь в нескольких хронотопах» и могло послужить разгадкой. Если, конечно, поразмыслить более простыми, бытовыми или, если хотите, приземленными (или даже низменными?) категориями. Можно ли было в то тяжелое время не просто выживать, а выживать сразу в двух реальностях - старой белой и новой красной? Слащев мог. Но за спиной его разбитного и в доску простого лихача-гусара постоянно весьма навязчиво маячит умный и расчетливый «боец невидимого фронта».

А может, всё не так. Может, Слащев просто был эдаким камикадзе, человеком, бросившимся уничтожать свою белую реальность во имя красной-прекрасной любви?

Ищите женщину

Любовь Слащева заслуживает не пары-тройки абзацев в газетной публикации, а как минимум поэмы. Ну, или увесистого романа. 

Вкратце всё выглядело примерно так. Первый брак Слащева с Софьей Владимировной Козловой, дочерью командира лейб-гвардии Финляндского полка генерала Владимира Аполлоновича Козлова, несмотря на наличие дочери, оказался неудачным. По правде говоря, о своей супруге и ее прелестях в пылу дел ратных Яков Александрович как-то подзабыл. И весьма скучал по женским ласкам. От депрессии его спасало разве что наличие задорного ординарца юнкера Нечволодова, который, по счастливому стечению обстоятельств, внезапно оказался девицей с красивым именем Ниночка. По другой версии, Слащев знал о половой принадлежности «юнкера» еще до того, как пристроить его/ее в ординарцы. Мол, в бою на Акмонайских позициях наш герой получил два (!) смертельных ранения - в легкие и в живот. И так бы и умер, если б не явившийся к нему «ангел» сестра милосердия, на которой выздоравливающий Слащев и женился, сначала по-простому, много позже по всем правилам. В воспоминаниях тех, кто настаивает на таком порядке вещей, есть одна, казалось бы, незначительная подробность: находившегося в беспамятстве Слащева доставили в деревню, захваченную красноармейцами. Какого «цвета», красного или белого, появившаяся ниоткуда сестра милосердия, умирающий со стопроцентной уверенностью сказать наверняка не мог. Его тогда заботило другое - как бы кони не двинуть. И лишь потом, когда боевой генерал прикипел к сопровождавшей его повсюду боевой подруге, выяснилось: Нина Николаевна Нечволодова, 1899 года рождения, племянница начальника Главного артиллерийского управления РККА. 

А потом случилось еще одно событие, на которое следовало бы обратить внимание. Беременную Ниночку захватили большевики. Но не причинили ей никакого вреда, наоборот, со всевозможными почестями доставили в столицу к самому «железному Феликсу» Дзержинскому, который в свою очередь тоже решил не доставлять хлопот супруге «злейшего врага нового режима», а, сопроводив охраной, отправил обратно к мужу. Можно ли поверить в такое благородство во время классовой войны? Ладно, поверим. Только вот для Слащева, похоже, «красивый жест» народного комиссара внутренних дел и председателя военного совета войск ВОХР стал чем-то вроде микрозайма - отдавать пупок надорвешь. Но Слащев постарался.

Два оттенка белого

После разгрома Красной армией Деникина и эвакуации белых из Новороссийска именно Слащев занял Крым и организовал эффективную оборону перешейков. Он стал безраздельным властителем Крыма и наверняка имел четкие красным по белому написанные инструкции о том, что делать дальше, но Военный совет избрал новым командующим Врангеля. А Слащев просто стал «Крымским». Теперь его полномочий для хитрого гамбита не хватало. Зато хватало сил и изворотливости играть роль палки в колесах ведомой Врангелем телеги.

Ох, не зря Врангель высказывался, что, мол, Слащев дискредитирует Белое движение в отношениях с Антантой. Правда, Слащев парировал, что дело обстоит с точностью до наоборот и это Врангель дискредитирует Белое движение отношениями с Антантой. Мол, черный барон столько пообещал Парижу и Лондону, что от «великой и неделимой России», в случае его победы и исполнения обязательств, останутся одни воспоминания.

Интригуя сам, Слащев обзывал интриганами других, чтобы отвести от себя уже имевшие место подозрения. Но и это не главное. Главное то, что вместо действий против внешнего врага, то есть красных, Врангель отвлекался на борьбу с внутренним соперником Слащевым, чего тот собственно и добивался.

Из рапорта генерал-лейтенанта Я. А. Слащева от 5 апреля 1920 года главнокомандующему П. Н. Врангелю: «Интриги на маленькой территории Крыма невероятно растут. Борьба идет с коренными защитниками фронта, до меня включительно, вторгаясь даже в мою частную жизнь».

Из «Записок» П. Н. Врангеля: «Полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц».

Вылившийся в «Записки» и прочие мемуары диалог Врангель - Слащев по характеру своему более всего напоминает перепалку школьников, самозабвенно повторяющих: «Сам дурак!», когда по сути говорить что-либо уже поздно. Всё. Доигрались. Конец.

При таком раскладе Исход, к которому со временем приклеилось прилагательное Великий, вскоре стал неизбежным.

Из мемуаров Я. А. Слащева «Крым, 1920»: «Эвакуация протекала в кошмарной обстановке беспорядка и паники. Врангель первый показал пример этому, переехал из своего дома в гостиницу Киста у самой Графской пристани, чтобы иметь возможность быстро сесть на пароход, что он скоро и сделал, начав крейсировать по портам под видом поверки эвакуации. Поверки с судна, конечно, он никакой сделать не мог, но зато был в полной сохранности, к этому только он и стремился. Когда я 13-14-го (ноября. - Прим. ред.) ехал обратно, то в тылу всюду были выступления в пользу красных, а мародеры и «люмпен-пролетариат» разносили магазины, желая просто поживиться. Я ехал как частное лицо, и поэтому на мое купе II класса никто не обращал внимания, и я мог наблюдать картины бегства и разгул грабежа. В ту же ночь я сел на случайно подошедший ледокол «Илья Муромец», только что возвращенный французским правительством Врангелю и вернувшийся «к шапочному разбору». Мой доклад по телеграфу Врангелю гласил, что фронта, в сущности, нет, что его телеграмма «спасайся, кто может» окончательно разложила его». 

Вторая попытка

14 декабря 1920 года, спустя всего месяц после бегства из Крыма, Слащев пишет письмо протеста председателю собрания русских общественных деятелей П.П. Юреневу по поводу вынесенной им резолюции, содержащей призыв ко всем эмигрантам поддержать Врангеля в его дальнейшей борьбе против Советской России.

А потом Слащев решает вернуться. И произносит свой знаменитый призыв: «Я, Слащев-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться Советской власти и вернуться на Родину!» Призыв этот не оценили в эмигрантской среде. Зато услышали в Москве. На заседании Политбюро Феликс Дзержинский поставил на повестку дня вопрос «о приглашении бывшего генерала Слащева на службу в Красную Армию». Вопрос решали голосованием. «Против» высказались Зиновьев, Бухарин, Рыков и некоторые другие. «За» были Каменев, Сталин, Ворошилов. Ленин воздержался. Вопрос решился положительно.

Накануне отъезда из эмиграции Яков Александрович разослал в крупнейшие европейские газеты письмо с объяснением своего поступка: «Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России… Я еду выполнять свой долг, считая, что все русские, военные в особенности, должны быть в настоящий момент в России».

В ноябре 1921 года на итальянском пароходе «Жан» Яков Александрович Слащев и его жена Нина Нечволодова с ребенком прибыли в Севастополь. Их встречал лично Феликс Эдмундович. В эмигрантской среде отголоски этого события прозвучали громом среди ясного неба.

Начиная с 1922 года бывший белый генерал учил красных воевать - был преподавателем (а с 1924 года - главным руководителем) тактики в Высшей тактически-стрелковой школе командного состава РККА. А в 1925 году даже снялся в фильме «Врангель» в роли себя самого (пленка не сохранилась). А потом, словно крымское эхо, прозвучал тот самый выстрел. 

Из публикации в русской эмигрантской газете «Руль», Берлин, 16 января 1929 года: «В Москве в своей квартире убит генерал Я. А. Слащев… Последние сообщения берлинских газет говорят об аресте убийцы, 24-летнего Коленберга, который заявил, что убил Слащева за расстрел брата, совершенный Слащевым в Крыму… Тело Слащева сожжено в московском крематории…»

Впоследствии подозреваемый был признан невменяемым и отпущен на свободу, а следствие по делу Слащева прекращено.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №31 от 28 июля 2021

Заголовок в газете: Белый с оттенком красного

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру