Великий визуализатор
Первый художник, передавший на своих полотнах прелесть крымского пейзажа, сделал это не по вдохновению свыше, а по Высочайшему повелению. Речь идет о Михаиле Иванове, который прибыл на полуостров вслед за своим покровителем Григорием Потемкиным, чтобы составить для Екатерины Великой своеобразный «фотоотчет» о вновь приобретенных землях, как тогда говорили, «снять» территории. И именно на акварелях Иванова императрица впервые увидела Крым.
По уставу того времени в русских войсках находились не только те, кто знал стратегию и тактику ведения войны, не только те, кто смело шел в атаку и чья рука не уставала колоть врага. В рядах служилых немаловажную нишу занимали люди, обученные рисованию. И в данном случае речь идет не только об инженерах-строителях и топографах. При полководцах и флотоводцах в обязательном порядке состояли своеобразные «фотокоры», художники-баталисты, в чьи обязанности вменялось с наибольшей реалистичностью отображать всё произошедшее на поле боя, а также проводить видовую фиксацию с целью составления подробных карт и планов местности. Одним из таких приписанных к военному ведомству живописцев был и Михаил Матвеевич Иванов.
Только вот с легкой руки Светлейшего князя Григория Потемкина потомкам он в большей степени известен не как художник-баталист, не как картограф или топограф, а как один из создателей жанра русского пейзажа и как полноправный родоначальник жанра пейзажа крымского. По мнению искусствоведов, работы Иванова от работ целого сонма его собратьев по профессии отличала высокая художественность, что и обеспечило Михаилу Матвеевичу бессмертие, а потомкам дало возможность путешествовать на своеобразной машине времени, видеть привычные местности глазами далеких предков. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что сам Иванов стать классиком никогда не стремился и Потемкин просто использовал «своего полевого художника» для весьма практических целей.
Будучи с императрицей в совершенно особых отношениях, Потемкин понимал, что ей, как женщине, рассказать о подарке мало, нужно предоставить возможность увидеть приобретение своими глазами. Собственно, для этого позже и было организовано грандиозное путешествие Екатерины в Крым. Ну а пока шла подготовка к вояжу, Григорий Александрович решил подогреть интерес императрицы к новым землям с помощью живописного таланта Иванова. Чтобы Ее Величество, так сказать, не отходя от трона, смогла окинуть царственным взором новые территории и оценить всю их прелесть.
Итак, сразу же после присоединения Крыма к России Михаил Иванов отправился на полуостров. С альбомом небольшого формата он путешествовал по новым землям и на развороте двух листов делал зарисовки. В альбом поместились Георгиевский монастырь, Балаклава, Инкерман, Судакская крепость, Феодосия, Старый Крым и, конечно, Ак-Кая - Белая скала, где в 1783 году Потемкин принимал присягу крымской знати на верность России.
Императрица осталась довольна работой, проделанной Ивановым. 20 июля 1785 года на торжественном собрании в Императорской Академии художеств М. М. Иванову было присуждено звание академика. Его он получил «по рисункам разных видов Крыма и четырех видов Царского Села». Вслед за Екатериной II восхищаться акварелями Иванова стало и всё светское общество. Посыпались многочисленные заказы на авторские повторы. Михаил Матвеевич никому не отказывал. Но мысленно уже покинул столицу, предвкушая новые путешествия на юг.
В 1786 году, в преддверии приезда Екатерины II в Таврический край, Иванов, по свидетельству А. Х. Бенкендорфа, «был послан в Крым для приготовления дворцов к прибытию Ее Императорского Величества в Бахчисарай, Карасубазар и Симферополь». А в 1787 году во время знаменитого путешествия Екатерины II в «полуденные страны» находился в ее свите. Он был не единственным живописцем в кортеже, но, пожалуй, самым титулованным. И, наверняка, доверие императрицы Иванов оправдал и на этот раз. Только вот судить об этом нам не дано, поскольку местонахождение его путевого альбома с зарисовками «высочайшего» вояжа неизвестно.
Искусствоведы и историки искусства с сожалением отмечают, что по документам Эрмитажа прослеживается, что в начале 1930-х годов альбом М. М. Иванова, посвященный путешествию Екатерины II в Крым, был передан на Украину, где и канул в Лету.
«Посюсторонне» переселенный
Поэт, драматург, сатирик, член Российской академии наук Василий Васильевич Капнист известен в качестве человека, который первым заговорил о том, что достопримечательности и древности Тавриды нужно не только изучать, но и охранять.
Согласно семейным легендам рода Капнистов, отцом Василия Васильевича Капниста являлся венецианский дворянин, грек по национальности. И фамилия его звучала никак не «Капнист», а «Капнисси». Но, так уж вышло, что десяти лет отроду, в 1711 году, он прибыл вместе с отцом на территорию Российской империи, в город Изюм. Отец вскоре умер. Сироту усыновил бездетный украинский сотник Павлюк, для которого выговорить витиеватое «Капнисси» было слишком сложно. Вот он и не заморачивался, как мог, так и произносил. С легкой руки приемного отца Капнист-старший стал эдаким сухопутным джентльменом удачи, связал свою жизнь с военными походами.
Софья Васильевна Капнист-Скалон (дочь В. В. Капниста) в своих мемуарах пишет: «Дед мой, Василий Петрович К[апнист], отважный воин, сделавшийся известным с Малороссии, был родом грек; начал службу свою под знаменами Петра Великого в несчастный Прутский поход, неоднократно разбивал партии крымцев и ногайских татар, ...потом в 1736 году он находился в Крымском походе под начальством графа Миниха и за оказанное мужество пожалован полковником миргородским».
История с рождением сына не от той женщины, на которой он был женат, кажется вполне логичным продолжением прочих боевых подвигов Василия Петровича. Представители рода Капнистов из поколения в поколение передавали предание, что Василия родила пленная турчанка Сальма, которая после смерти возлюбленного в Пруссии в августе 1757 года, бросилась со скалы. Сальма, естественно, погибла, а отец ее проклял род Капнистов до седьмого колена. Правда, к счастью, над Василием Васильевичем это проклятие не довлело вовсе.
Биографы непременно акцентируют внимание на том, что Капнист был «первым из поэтов Империи, посвятивших хвалебные оды русскому Крыму». Мол, произошло это почти сразу после присоединения Крыма к России, в 1784 году. Правда, как правило, не упоминается, что поэтический перл «На завоевание Тавриды» так и остался незаконченным, в сборники произведений Капниста не включается и не разбирается исследователями на строфы во всякого рода научных исследованиях и статьях. В Крым, кстати, тогда Капнист тоже не поехал, хотя его брат, ставший счастливым обладателем имения в Судакской долине у горы Узун-Кыр (Низкая гора), многократно приглашал знаменитого родственника.
Недоделанная ода, неосуществленное путешествие… Одним словом, Капнист насчет Крыма еще сомневался. Именно так можно охарактеризовать отношение просвещенного литератора к полуострову в восьмидесятые годы XVIII столетия. Причины такого недоверия к новым землям становятся понятны из текста письма от 2 ноября 1786 года, которое Капнист адресовал супруге: «Дорогая моя, напиши мне, где мой брат? Что о нем слышно? Я ему напишу, чтобы он уезжал из Крыма, ибо оставаться там теперь очень опасно, ежели война действительно неизбежна». То бишь, Василий Васильевич верил в слухи о скором начале войны с Турцией.
Между тем Петру Васильевичу в Крыму жилось не так уж и плохо. В чем Василий Васильевич убедился, все-таки посетив Крым, правда много лет спустя, в 1803 году. С.В. Капнист-Скалон вспоминала: «Обед наш был простой, но вкусный, и вместо дорогих вин подавались всегда выторочки из домашнего судацкого вина (у нас в то время был сад в Крыму)...»
Капнист не был патриотом (грубо говоря, он и русским-то не был). Написал комедию «Ябеда», где выступил с обличениями коррупции в судах, создал «Оду на поэтическую лесть», в которой обличил злоупотребление монархической властью и вознегодовал на «лиры», прославляющие Наполеона, Петра I и Екатерину II… Из-под его пера вышло много чего весьма едкого и неудобного для властей предержащих. Дочь свидетельствует, что если бы ему не досталась в наследство «малая родина», Обуховка, то он мог бы и в Америки уехать. Одним словом, либерал. Однако Крым в конце концов показался Капнисту занятным. Его он воспринял как продолжение своей настоящей родины - Греции.
За несколько десятилетий до Генриха Шлимана Капнист принялся доказывать реальность существования гомеровских героев и искать их следы, причем не где-нибудь, а в Крыму. Капнист написал две статьи текстуальных раскопок Гомера, но реальные следы пребывания древнегреческого героя в Крыму, увы, так и не обнаружил.
Зато, побывав в Таврической губернии в 1819 году, Капнист не постеснялся обратиться с письмом к министру народного просвещения князю А. Н. Голицыну, где указал высокопоставленному чиновнику о том, что наблюдал в Крыму «беспрестанное истребление состоящих там остатков древних зданий и твердынь». Положение дел Капнисту представлялось критическим, почти безнадежным. Он предостерегает обличенных властью людей: «Малейшее упущение времени и коснение в принятии нужных мер осторожности лишит и самых усердных изыскателей последнего средства к открытию древностей». К Капнисту прислушались, письмо возымело действие. В 1820 г. в Крым были направлены академик Г. Келер и архитектор Паскаль для принятия надлежащих мер…
Капнист был удовлетворен. Однако не полностью. Теперь он всем сердцем желал «посюсторонне» переселиться в Тавриду…
Ученый муж при должности
Карла Ивановича Габлица, ученого, ботаника, географа-натуралиста, сегодняшние исследователи в один голос называют «первооткрывателем Крыма». А если бы в Книге рекордов России был раздел «Чиновники, внесшие существенный вклад в развитие науки», фамилия Габлиц, наверное, возглавляла бы его. Хотя назвать его чиновником можно лишь условно, несмотря на то, что Карл Иванович уже в первые годы присоединения Крыма к России рискнул занять на неизведанном полуострове высокую государственную должность.
Одни исследователи пишут, что Карл Габлиц является представителем древнего прусского рода, другие - что он родился в большой крещеной еврейской семье. И те и другие ожесточенно спорят друг с другом. Хотя, если подумать, какая, в общем-то, разница, ведь, подписав с Великой Империей долгосрочный контракт, Габлицы стали русскими. О чистоте их крови не следует и думать, поскольку они доказали свою любовь к новой Родине чистотой помыслов и великой пользой своих бессмертных дел.
Когда семейство Габлицев обрело новую Родину, Карлу было шесть лет. И он с воодушевлением и любознательностью ребенка этого возраста стал впитывать новые впечатления и новые знания. Правда, «российскому языку принужден был научиться самоучкою, потому что в оной гимназии (гимназия Московского университета. - Прим. ред.) тогда еще не было особого для сего класса»…
Карл Габлиц как ученый развивался параллельно с геополитической ситуацией в Причерноморском регионе. И научно дозрел как раз тогда, когда Россия была готова присоединить Крым.
Вскоре после опубликования манифеста Екатерины II «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу», летом 1783 года, новоиспеченного действительного члена Петербургского вольного экономического общества Карла Габлица направили на новоприобретенные территории.
Это было сродни Колумбовому плаванию. Ему, Габлицу, предстояло узнать, что из себя представляет «terra incognita». Иными словами, надо было составить естественнонаучное описание Крыма «по всем трем царствам природы» и провести топографические съемки.
Габлиц с заданием справился блестяще, с чисто немецкой четкостью и педантизмом. С весны до осени он ездил по крымским горам, долам, степям, исколесил полуостров вдоль и поперек, заглянул на Тамань. Без устали изучал, анализировал, записывал. И в декабре 1784 года отправил своему главному «государственному заказчику», князю Григорию Потемкину свой, так сказать, отчет о проделанной работе - «Физическое описание Таврической области по ее местоположению и по всем царствам природы». В 1785 году труд Габлица по высочайшему повелению издали за казенный счет. А потом «Физическое описание Таврической области...» перевели на французский, английский и немецкий языки. Так, благодаря усилиям Габлица, о «о совершенствах Тавриды» узнали во всем мире.
Карл Габлиц был из тех редких людей, на которых признание их заслуг нисходит при жизни и может быть исчислено в денежном эквиваленте. Потемкин не скупился на средства поощрения «своих людей», и на Габлица, подобно манне небесной, посыпались милости небожителей.
В 1786 году Потемкин-Таврический пожаловал Карлу Ивановичу виноградный сад в Судакской долине и одну из лучших дач недалеко от Балаклавы (дача Чоргунь, ныне поселок Черноречье под Севастополем). И это было только начало…
В мае 1787 года в Крым прибыла совершавшая свое грандиозное путешествие в полуденный край императрица Екатерина II. Потемкин не преминул вывести своего протеже пред светлые очи Великой. И пропиарил его труд как заслуживающий всякого внимания. Императрица действительно интересовалась натуральной историей и к тому же весьма доверяла суждениям Светлейшего князя. Потому милостью своей Габлица не обошла. Ученому был пожалован орден святого Владимира IV степени (позже, в первый день 1794 года, к нему добавился орден III степени) и бриллиантовый перстень (по другим сведениям, усыпанная бриллиантами табакерка). В феврале 1788 года Карла Ивановича произвели в коллежские советники и назначили вице-губернатором Таврической области. На этой должности он оставался до 1796 года. А когда губернатора Каховского отозвали под Очаков, на должность генерал-провиантмейстера, Габлиц на пять месяцев принял на себя обязанности правителя Тавриды. С ними он справлялся не хуже, чем с научными данными, ведь к тому времени Карл Иванович знал полуостров даже лучше, чем свои пять пальцев. Он сроднился с этой землей и восхищался ей: «В редких, может быть, других странах света можно найти столько совокупленных вместе совершенств!»
