«МК в Крыму» выяснял, кто вкладывал свои кровные в развитие полуострова ради всероссийского блага, а кому не давали спать странные утопии, реализовывать которые планировалось на деньги империи.
Проект тысячелетия: международная тюрьма
Шарля Жозефа де Линя (1735-1814) современники величали не иначе, как «принцем Европы». Сегодня, наверное, определение звучало бы проще - «космополит». «У меня шесть или семь отечеств: империя (Австрийская), Фландрия, Польша, Россия и в некотором смысле Венгрия, так как там обязаны давать дворянство всем, кто воюет с турками», - признавался де Линь. А после того, как Екатерина II после своего знаменитого путешествия в полуденную Тавриду пожаловала ему земли в Крыму, стал иронично подписываться, как «Русский и татарский подданный Вашего Императорского Величества». Насчет новых земельных владений на Южном берегу Крыма австрийский подданный, коим де Линь на самом деле являлся, имел самые благие намерения. Но, как известно, именно такими намерениями вымащивается дорога в ад.
Мысль о том, что в Крым нужно срочно и любыми способами нести цивилизацию, закралась в голову де Линя еще во время вояжа по полуострову, когда он пребывал в свите российской императрицы. Мол, вроде как место это, то бишь Крым, географически принадлежит Европе, но на Европу почему-то не походит вовсе. Правда, методы для несения цивилизации в крымские массы де Линь выбрал весьма странные. Хотя почему странные? Именно такими методами действовали европейские колонизаторы в отношении коренных жителей Северной Америки и Австралии.
Еще в XVIII веке английские власти начали заселять новые земли Северной Америки «представителями старой цивилизации», на деле попросту отправлять туда каторжников. Когда же американские колонии добились независимости, британское правительство попыталось посылать заключенных в свои владения в Западной Африке. Но местный климат привел к колоссальной смертности среди ссыльных. И тогда правительству Англии пришла мысль отправлять заключенных в Австралию.
Де Линю в голову пришла та же идея, что и английскому правительству, - крымский Кучук-Ламбат он решил заселить каторжниками, и даже национальность предполагаемых поселян менять не стал, решив, что англичане, как вид, отлично укореняющийся на любой почве, отменно подходят. Предполагалось, что на Южнобережье, среди дикой природы, мирно трудясь на свежем воздухе, убийцы и грабители волшебным образом преобразятся сами и преобразят малообжитые на тот момент места.
Такой подход к делу освоения Крыма не был просто личной утопической фантазией де Линя. Идею рассматривали на самых высоких уровнях и весьма серьезно. Даже князь Григорий Потемкин-Таврический поддержал проект. Но в конце концов, к счастью, против эдаких «преступных перспектив» выступил русский посол в Англии Семен Романович Воронцов, а де Линь постепенно охладел к своему крымскому колониальному проекту и, собственно, к самому Крыму.
После провала своего перспективного проекта южнобережные владения стали навевать на де Линя скуку. Он вдруг стал приветствовать леность, вести философские беседы о смысле жизни с местными и с самим собой. И в конце концов, продав казне подаренные земли, он благополучно вернулся на родину.
Градостроительные амбиции: крымская столица, которой нет
Если бы Анн и Серж Голон писали свой многотомный опус о приключениях авантюристки Анжелики по мотивам биографии крымской землевладелицы графини Потоцкой, то выдали бы на-гора еще более увлекательное чтиво. Правда, и без всякой литературщины жизнеописание Потоцкой достаточно занимательно - минимум сухой документалистики и фактов, множество легенд, исторических анекдотов и авантюрно-романтических отступлений. Основу сюжетной линии этой биографии, само собой, составляют интерпретации на тему: как именно София попала «из грязи в князи». А роль «вишенки на торте» в увлекательнейшем повествовании играет мертворожденный крымский проект предприимчивой дамы.
В одном из путеводителей по Крыму за 1834 год сообщалось, что «Марсанда» известна «гигантским проектом, который 15 лет назад был составлен ... графиней Софьей Потоцкой, желавшей заложить здесь основание городу». Откуда вдруг у Софии взялись эдакие градостроительно-устроительные амбиции? Мужчины вокруг были щедрые.
По данным некоторых историков, София впервые явилась в Крым в 1787 году и тогда же даже была представлена императрице Екатерине II, произошло это во время вояжа последней в полуденный край. В этом же году, по некоему мистическому стечению обстоятельств, земля деревни Массандра была обмежевана от всех соседних дач и названа «Богоданной», очевидно, потому, что отличалась от других своими особыми природными качествами. Впоследствии Массандра была приобретена в казну, а затем, в 1815 году, ее приобрела Софья Константиновна Потоцкая.
Проекту нового города графиня Потоцкая уделила целых 7 лет. И всё сетовала, что ее высокий покровитель светлейший князь Григорий Потемкин скончался столь рано и несвоевременно. Подставь он вовремя плечо слабой женщине, она бы и не того наворотила… А потом смерть настигла и Софию. Унаследовала Массандру одна из двух ее дочерей от второго брака - Ольга Станиславовна Нарышкина. Новая владелица, жена губернатора Таврической губернии, много времени уделяла благоустройству Нижней Массандры, но имение, как таковое, ее практически не интересовало.
Интересно, что больше всех жалел о том, что крымскую столицу не отстроили в Массандре, царь Николай I. По свидетельству современников, где бы государь ни бывал, какими бы красотами ни любовался, вывод всегда делал одинаковый: «Хорошо, да всё не Массандра!»
Перспективное плодоводство: рассадник крамольных идей
Влиятельнейший человек в империи, генерал-лейтенант, сенатор, гражданский губернатор Тавриды, близкий родственник Раевских и Давыдовых Андрей Михайлович Бороздин стал одним из первых крупных застройщиков российского Крыма. Имения Бороздина Саблы и Кучук-Ламбат при жизни владельца окрестили «культурными оазисами в далеком Крыму». Андрей Михайлович слыл удивительно гостеприимным хозяином. Он часто устраивал роскошные балы. На дачах Бороздина в разное время бывали Пушкин, Жуковский и Грибоедов.
Андрей Михайлович старался изо всех сил. Его усилиями в Саблах появилась суконная фабрика, на которой производилось «до 15000 аршин сукна в год», а также кожевенный завод. Подумывал Бороздин и о строительстве фабрики химических продуктов. У проезжей дороги появился шинок, который пополнял мошну Бороздина на сумму 2000 руб. в год. В имении разводили шелковичных червей и овец, разбили виноградники и фруктовые сады. Селекционер-плодовод Лев Платонович Симиренко отмечал: «Саблынский питомник Бороздина был первым в Крыму рассадником, из которого все желающие в течение многих лет получали нужные им запасы плодовых деревьев».
Рассадник… Интересное слово, уж больно неоднозначно его сегодня воспринимают. Увы, к последующему глубокому сожалению Бороздина, его дача под Симферополем действительно стала рассадником, рассадником свободомыслия. Поначалу Андрей Михайлович и не подозревал, что под его кровом собираются те, кто в декабре 1825 года выйдут на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга, а после войдут в историю как декабристы.
Виноваты оказались дети. Они, как известно, часто делают не тот выбор, который был бы желателен их родителям. Так приключилось и в благородном семействе Бороздиных. Старшая дочь Андрея Михайловича, Мария, слывшая первой красавицей Петербурга, влюбилась в рано овдовевшего отца четырех детей Иосифа Поджио. Младшая Катенька остановила свой выбор на его приятеле, подпоручике Владимире Лихачеве. И тот и другой спустя лишь несколько месяцев после роскошных свадеб были арестованы по делу декабристов. Бороздин же изо всех сил пытался «отмыться» и «отмыть» своих дочерей от подозрения в участии в «гнусном заговоре против государя-императора». Бороздин победил в борьбе за души дочерей, они не стали декабристками, не отправились в Сибирь за мужьями и впоследствии обе вторично вышли замуж. Однако Саблынской дачей и своими грандиозными крымскими проектами пришлось пожертвовать.
Импортозамещение и борьба с безработицей: нам хлеба не надо
Алексей Иванович Абрикосов вполне заслуженно вошел в историю российскую как «шоколадный король». Даже свою говорящую фамилию он приобрел в 1814 году за то, что одним из первых в империи наладил фабричное изготовление мармелада, цукатов и глазированных фруктов. Знаменитую по сей день кондитерскую фабрику в Москве он основал в середине позапрошлого века (ныне она носит название «Кондитерский концерн Бабаевский»). Однако наиболее важной вехой в развитии собственного бизнеса сам Абрикосов считал открытие кондитерской фабрики в Симферополе.
В 1878 году «Товарищество А. И. Абрикосова сыновей» арендовало помещение в доме симферопольского садовладельца Черкеса. Именно здесь были проведены первые опыты по приготовлению засахаренных фруктов и сварены первые образцы джемов из крымского сырья. Пробы оказались более чем удачными, и на следующий год Абрикосов обратился к императору Александру III с прошением разрешить ему приобрести землю в Симферополе. Высочайшее дозволение было получено.
В 1880 году на большом участке напротив Петровской слободы (ныне ул. Воровского), купленном у помещика А. В. Цапли, началось строительство завода. За границей всё же пришлось кое-что позаимствовать: из Бельгии привезли паровые котлы отопления, из Франции - большие медные котлы для варки фруктов. Вот, пожалуй, и все заимствования. Остальное и главное, фрукты и люди, были наши, крымские.
В первый год работы на фабрике постоянно трудились 23 человека. Летом набирали еще около 200 сезонных рабочих. С апреля по октябрь работа велась круглосуточно, в остальное время года был установлен 12-часовой рабочий день, с 6 часов утра до 6 часов вечера. Платили около 50 копеек в день. Если, слегка округлив, пересчитать эту зарплату по стоимости тогда и теперь говядины (25 копеек за килограмм), то при пятидневной рабочей неделе получим 12-15 тысяч рублей. Не густо, но и не пусто. Особенно если приплюсовать к зарплате бонусы - возможность покупать абрикосовскую продукцию по себестоимости и подарки на Пасху, Рождество и Новый год в виде отрезов материи для пошива одежды. К началу ХХ века предприятие Абрикосова стало самым крупным в Крыму - в то время на нем было задействовано 600 рабочих и 50 административных служащих.
Одна из столичных газет писала в то время, что на московской фабрике Абрикосова царила полная антисанитария, залы плохо проветривались и освещались, симферопольская же фабрика строилась в соответствии с современными требованиями к производству и вполне заслужила звание «промышленного чуда».
В рекламе за 1917 год еще можно было прочесть: «Поставщик Двора Его Императорского Величества Товарищество А. И. Абрикосова сыновей в Москве. Паровые фабрики в Москве и Симферополе. Фрукты глазированные, компоты, томат, овощные консервы, карамели, конфеты разные, шоколад, кофе, какао, монпансье, мармелады, пастила, варенье… английские бисквиты можно получить в лучших магазинах города Симферополя». А чуть позднее, после революции и Гражданской войны, симферопольская фабрика «Товарищества А. И. Абрикосова сыновей» была разграблена и разорена.
Первый театр и набережная в Алуште: сокровище барина из Парижа
Николай Дмитриевич Стахеев был примером того, что и о богатом человеке в народе может остаться добрая память, а в классической литературе - весьма примечательный персонаж.
Родословная Стахеевых затерялась где-то в новгородской вольнице. Говорят, их предок еще в памятные времена царствования Иоанна III, не желая подчиняться Москве, ушел в вольные земли на реке Каме и Вятке, где занялся торговлей. Основу финансового благополучия династии заложил в начале XIX века Иван Кириллович Стахеев. Одним из самых способных и даровитых сыновей деятельного и предприимчивого купца был его старшенький - Ваня, Иван Иванович Стахеев. Он сохранял и приумножал достижения отца. Не отставал от него и младший блат Дмитрий. Благодаря их усилиям, не прошло и пары десятилетий, как семейство стало ворочать миллионами, торговало по всей Сибири и завоевывало авторитет. Сфера их влияния расширялась и расширялась, пока не охватила всю Россию. Стахеевы имели частные пароходства, керосиновые заводы, нефтяные промыслы и золотые прииски, промышляли хлебной и соляной торговлей, винокуренными и мануфактурными фабриками. Почти во всех городах страны находились магазины торгового дома магнатов Стахеевых. В первые годы ХХ века оборот фирмы «И. К. Стахеев и сыновья» составлял 80 миллионов рублей. Акции торгового дома Стахеевых приобрел сам император Николай II.
В конце XIX века один из славных наследников рода Стахеевых, Николай Дмитриевич, сын Дмитрия Ивановича, приобрел большой участок земли в Алуште, которую тогда еще и городом-то не называли, и построил там дачу. Настоящими местными легендами стали передаваемые из поколения в поколение рассказы коренных алуштинцев о «русском разгуле» богатого купца. Мол, денег у него было без счета. На самом деле Николай Дмитриевич считал не хуже своего отца и деда и предпринимательскую жилку тоже имел. Именно этот Стахеев открыл в Алуште цех по переработке фруктов, разбил виноградники, содержал доходные дачи…
Алуште в честь обретения ею статуса города Стахеев подарил театр и обновленную набережную с керосиновыми фонарями и скамейками.
Николай Дмитриевич Стахеев также принимал участие в строительстве пристани, выделил 1000 рублей на строительство земского приемного покоя и первого в Крыму ночлежного дома на 200 мест для сезонных рабочих. Им были пожертвованы крупные суммы для восстановления и укрепления древних башен Алустона, на украшение храма Феодора Стратилата. Согласно архивным данным, на средства Н. Д. Стахеева в 1894 году возвели церковно-приходскую школу со службами и уездом в 600 кв. саженей, которая в советский период стала школой №2 (здание было снесено в конце XX века, позже на его месте разместили автостоянку пансионата «Северная Двина»). Стахеев также пожертвовал довольно крупную сумму на строительство по ул. Кутузовской (ныне ул. Ленина, 21) 2-этажного здания аптеки с усадьбой в 450 кв. саженей, арендованной Ялтинским земством для содержания священнослужителей.
Здание алуштинской дачи Стахеева сохранилось по сей день. Сегодня вилла «Отрада», построенная по проекту легендарного архитектора Н. П. Краснова, подарена детям. Это Центр детского творчества на ул. Перекопской, д. 1.
Волею случая почти та же судьба постигла и великолепный особняк Николая Дмитриевича на Новой Басманной улице в Москве. И, кстати, говорят, что из этого волшебного превращения частного дворца в Клуб железнодорожников, а впоследствии в Клуб детей железнодорожников выросла фабула знаменитого романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Да, именно алуштинский благотворитель Николай Стахеев стал прототипом Кисы Воробьянинова, «барина из Парижа».
Предчувствуя революцию и ее последствия, Стахеев уехал во Францию. Но после 1917 года тайком вернулся в Москву, чтобы забрать спрятанные в своем особняке сокровища. Его арестовали. И в обмен на свободу Стахеев был вынужден показать, где спрятал клад. На эти самые деньги прямо в особняке Николая Дмитриевича и организовали Клуб железнодорожников. По Ильфу и Петрову это было так:
«- Где же драгоценности? - закричал предводитель…
- Да вот они! - закричал румяный старик, радуясь произведенному эффекту. - Вот они! Очки протри! Клуб на них построили, солдатик! Видишь? Вот он, клуб! Паровое отопление, шахматы с часами, буфет, театр, в галошах не пускают!..
Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но его нельзя было унести. Оно перешло на службу другим людям…»
