До войны семья Надежды Шевцовой жила на улице Карла Маркса в доме № 38. Теперь это Большая Морская, дом напротив кинотеатра «Победа».
- Тогда там арка была, а во дворе двухэтажные дома стояли, - вспоминает Надежда Сергеевна. - Были детская и спортивная площадки. Для детей - раздолье. А война для нашей семьи началась 21 июня. Во дворе у нас убило осколком авиабомбы мальчика-татарина. Ему было около 4 лет. Соседи плакали, жалко было его. Но это было только начало. Потом начались артобстрелы, жуткие обстрелы. Люди вокруг гибли десятками и сотнями. А еще запомнился голод. Очень хотелось есть. Отец, инвалид финской войны, в армию призван не был по состоянию здоровья. Он собрал семью и повел в Байдары (сейчас это село Орлиное). Несли из города одежду, меняли ее на продукты. Копались в брошенных огородах. Где картошку найдут, где морковочку. Щавель конский собирали, паслен. Папа копал, а сестренка выбирала, в мешок складывала. Иногда удавалось зерна выменять на одежду. Но вскоре одежда для обмена кончилась.
Ужас оккупации
Пока Шевцовы копались в байдарских огородах, их городской дом разрушило прямым попаданием снаряда. Пристанище нашли возле 14-й школе в подвале - напротив мечети. Отец там оборудовал две комнатушки. Немцы во время оккупации в таких хибарах не квартировались, но иногда заглядывали.
- Один такой белобрысый как-то принес горсть сахара-рафинада, - рассказывает Надежда Шевцова. - Всё приговаривал: «Киндер, киндер». А мы-то сахара такого не видели. Думали, что это просто кубики дали поиграть. А у немца в глазах тоска, видно, своих вспоминал. Кормиться ходили к 14-й школе, детям там похлебку выдавали. Вот я с сестрой, взяв в руки котелочки, туда и бегали. Но это продолжалось совсем недолго.
Запомнилось Надежде Сергеевне, как наших пленных сводили в тюрьму на площадь Восставших. Пытались местные женщины и дети их хоть как-то подкормить, хотя и сами голодали. Воду носили. Надя две картофелины из дома принесла, незаметно для немцев отдала нашим солдатикам. Виселицы долго по городу стояли. А по ночам к папе приходил связной от партизан, информацию принимал о положении в городе. Папа был партийным, и ему была поручена такая задача.
Вещей для обмена на продукты дома уже не было. Маме самой пришлось из немецкого мешка для себя юбку пошить. Со свастикой чуть пониже спины. Да и у отца уже такие брюки были пошиты. Полицаи ходили по домам, искали, кто из мешков что шьет. Зашли и в эту землянку, где дети одни в это время были. Страшно было. На все расспросы сестра говорила, что ничего не знает. А сама сидела на маминой юбке, подложив ее под себя. Полицаи посмеялись, погрозили девочке пальцем и ушли.
Как-то румыны приперлись в эту землянку. Приглянулась им Надина сестричка, хотели ее увести. Сестра схватила Надю на руки, будто это ее ребенок, и попыталась в кладовке спрятаться. Румыны били дверь прикладом, а попали Наде по голове, да так, что она месяц или два потом в горячке лежала. А лечить было нечем.
Большая радость
Первую большую радость Надя пережила, когда с высоты минарета наблюдала возвращение в бухту эскадры Черноморского флота. Люди в тот день в Севастополе часто плакали от радости. Флот вернулся. А это значит, что враг уже сюда не придет.
Навсегда в памяти останутся дни и ночи, проведенные в каменоломнях во время обстрелов. Соседская девочка, которую папа нес на руках. Снайперская пуля его сразила, а он успел ребенка на землю опустить и умер. Надя потом с этой девочкой училась. В штольнях раненым разносили воду, стихи читали. Дома мыла не было, и мама готовила зольный порошок, пережигая пустые головки и стебли подсолнечника. Это было единственное средство борьбы с педикулезом. Очень больно было, кожа еще долго зудела. Но другого средства не было.
- Помню колонны сытых, довольных немцев, входящих в город строем, - говорит Надежда Сергеевна, - и лица пожухлых немецких военнопленных летом 1944 года, когда их приводили восстанавливать здание мечети. В нем позже разместился архив Черноморского флота. Местные мальчишки, пережившие войну в Севастополе, забрасывали их камнями. Не могли простить убийства своих матерей и отцов, сестер и братьев. А мой отец говорил, что так нельзя поступать. И даже посылал нас отнести пленным кусочки хлеба. А позже, когда военнопленные восстановили мечеть, приехала комиссия на легковушках. Долго что-то обсуждали пузатые дядьки и решили минарет снести. Вот так это здание завалили и разобрали.
В школу привели 1 сентября 1945 года. Здание внешне новое, но разместить детей можно было только в вестибюле. Рабочие не успели к началу учебного года завершить ремонт. Табуреточки несли из дома, другой мебели не было. На две табуретки мостили доску и человек восемь на ней, как на насесте, сидели. А писали на старых советских амбарных книгах с обратной стороны каждого листа. В классе зимой было холодно. Отопления нет, вот и сидели в пальтишках. Руки в варежках отогревали. Чернильницы-непроливайки запомнились. По дороге домой они замерзали напрочь, но дома оттаивали. И только во втором классе появилась возможность развести разновозрастные классы по своим комнатам. Классная руководительница Анна Прокофьевна научила всех девочек писать каллиграфическим почерком, рисовать, привила любовь к изобразительному искусству, к русскому языку, к литературе. Учительница от Бога! А позже появились и специализированные кабинеты химии и физики с лабораторной базой. Бэллочка Федорова иногда приносила в класс бутерброд, угощала всех подружек. Каждый раз она у бабушки просила порцию побольше, но самой ей почти ничего не доставалось. А еще Бэллочка приобщала девчонок к музыке, песням, танцам. Сама садилась за фортепиано и играла во время переменки.
Взрослая жизнь
После окончания школы Надежда Шевцова поступала в Ленинградский университет на журналистику. Из 25 необходимых баллов смогла набрать только 24. За сочинение получила пятерку. А там были взрослые абитуриенты с огромным опытом работы в газетах, хотя она и сама имела опыт работы в «Славе Севастополя», даже справку нужной формы от редактора привезла. Но… не поступила. Предлагали остаться в Ленинграде, поработать в музее и на следующий год снова поступать. Но не осталась, вернулась в Севастополь. Приборостроительного института еще не было в городе, но фельдшерско-акушерское училище набирало учащихся. Поступила легко и училась с огромным удовольствием, такая была тяга к учебе. Училась на отлично, была комсоргом курса и техникума, получила красный диплом. Подали документы в симферопольский мединститут. А тут и любовь приключилась, муж повез молодую жену с собой. Пришлось документы в Симферополе забрать. Жили в гарнизоне возле Йошкар-Олы, поступала в Казанский мединститут, но в итоге поступила в Казанский университет на историко-филологический факультет.
- С четвертого курса пришлось уехать, - рассказывает Надежда Сергеевна. - С мужем расстались, с сыном вернулась в Севастополь. Прописки нет, работы нет. Никто на работу без прописки не берет. Закончила курсы официантов, там брали без прописки. 20 лет проработала официанткой в «Баркентине», в «Волне» и в «Украине». Вновь потянуло в учебу. Закончила заочно Донецкий торговый институт. Так что всю жизнь училась. Сын закончил академию юридическую, уже ветеран МВД. 15 лет отслужил участковым и в УБОПе служил. Внучка поступила в университет, сейчас в Москве учится. Внуку 14 лет, от кадетского колледжа он отказался. Военная служба его не прельщает.
Первая встреча выпускниц 1955 года состоялась только на 20-летие, то есть в 1975 году. Позже стали встречаться каждый год. И потом начали отмечать дни рождения каждой из подружек. А после 80 лет у человека каждый год становится большим юбилеем.
