И кульминацией этого получасового выпуска - после номеров эстрадного балета телевидения ГДР, Бисера Кирова и Карела Готта - была последняя песня. Это могли быть «Baccara», «ABBA», «Boney M» или «Smokie»… Однажды яркой кометой там промелькнул и Африк Симон. И неудивительно, что потом гибкая пластинка за 60 копеек с его двумя песнями «Хафанана» и «Все пройдет, Мария», выпущенная фирмой «Мелодия», разлетелась многомиллионным тиражом. Представить тогда даже не мог, что когда-то доведется пообщаться с Африком Симоном. Мечта сбылась в Ялте, благодаря Андрею Коновалову и Надежде Никитиной.
- Среди меломанов на бывших просторах СССР имя Африка Симона безоговорочно значится в одном ряду с суперзвездами диско - «BoneyM», «Baccara», «Ottawan», «Eruption», но для всех до сих пор остается тайной - как простому парню из Мозамбика удалось достичь такой высоты?
- У меня был шанс, и я его не упустил. На самом деле я же родился в Бразилии (в Сан-Паулу) - мой отец - бразилец, а мама из Мозамбика. На ее родину мы вернулись, когда мне было три года. В этих странах детство и юность проходит на пляжах, где играют в футбол и танцуют самбу. Так и я рос на песке, под солнцем, с заводными ритмами. Сам научился играть на гитаре, сочинял простую музыку. Со временем это у меня получалось все лучше и лучше. И как-то на улице меня услышал и заметил один англичанин из ЮАР. Он сказал, что у меня большой талант, и посоветовал уехать в Европу - там можно и заработать, и прославиться. Так с его помощью я и оказался в Лондоне, мне было 18 лет. Из Англии после нескольких лет работы в ночных клубах я перебрался в Германию, где записал первый студийный альбом. Но первая попытка оказалось неудачной, потому что по настоянию продюсера все песни были на немецком. Я с трудом убедил его, что заводная музыка с африканскими напевами будет интересна публике, и мы в 74-м записали «Барракуду». Песня стала хитом, правда не в Европе, а в Южной Америке. Мы провели там гастрольный тур - я выступал в Венесуэле, Колумбии - и заработали денег. После чего я записал сингл с песней «Ramaya», она сразу же стала хитом, но в Европе ее услышали сначала не с пластинок, а благодаря «пиратам». В 70-х поп-музыку в государственном радиоэфире передавали ограниченным объемом, а молодежь хотела большего. И тогда выход нашли моряки - суда стояли в нейтральных водах возле Англии или Голландии, и музыку транслировали судовые радиостанции, которые можно было принимать на берегу. «Ramaya» крутили по нескольку раз в день, и тогда нам стали звонить из разных стран Европы: «Мы хотим купить эту песню!» Меня стали приглашать на ТВ, и на центральном канале Голландии появилось мое первое телешоу. И все это со мной происходило раньше, чем появились «Boney M».
- А потом на весь мир грянула ваша «Хафанана»! Как и где вы сочинили этот бессмертный хит?
- Мы сидели в студии с моим другом Стэном Регалем и подбирали мелодию. Сначала было все не то, потом мы что-то поймали, и мелодия - аккорд за аккордом - стала получаться. При этом я не ставил себе цель сделать хит, просто сочинял песню. Я не скажу, что это было какое-то прозрение, нет - мне казалось, что я делал обычную свою работу. Ну а когда у тебя уже есть мелодия, нужна и первая строчка. И как-то само собой пришли такие слова: «Мулюнго» - это «белый», «Мулянди» - это «черный», «Хафанана» - «мы одно и то же». «Мулюнго мэ Мулянди, хафанана» - Белый и черный - мы одно и то же. Богатый и бедный - мы одно и то же. У тебя есть миллионы, у меня нет миллионов - мы одно и то же. Ты большой президент, у тебя большие деньги, но для меня - мы одно и то же. Потому что после всего и ты, белый человек, и я, черный, мы отправимся в одно и то же место, один мир». И это правильно. «У тебя есть миллионы, бриллианты, я бедный, у меня нет ничего. Но в конце жизни, если человек умирает, он не сможет взять свои миллионы с собой, все мы придем туда, без разбора, черные и белые. Хафанана». И понеслось!..
- Ну а сейчас, спустя почти полвека, вы понимаете, что такой хит просто так не мог появиться. Что-то же и за что-то на вас снизошло?
- Да, я думаю, что это большая удача. Не только с «Хафананой» - мне вообще в жизни повезло. Когда мой отец умер, мне было всего девять лет. И мне пришлось уйти из школы, чтобы зарабатывать для семьи - у меня еще было три сестры и брат. Мама мне сказала: «Ты должен идти работать». А позже, когда я из маленького города перебрался в большой, я начал сочинять музыку. Но не в клубах, а на улице. Мой папа передал мне множество талантов и удачу во всем, что я делал. Я счастливчик. Сегодня, чтобы сочинить мелодию, мне не нужно много времени. Я делаю это очень быстро, потому что я знаю, как это делать. Но вначале, когда была «Хафанана», «Рамайя», «Барракуда», когда я только начинал учиться, как составлять композиции, я еще не был композитором. Но сегодня, если вы только меня попросите, я напишу вам мелодию. У меня каждый день они приходят в голову. Но если я их не записываю, то на следующий день я их забываю. При этом у меня нет специального образования.
- Популярность отразилась на вашей свободе?
- Конечно, в 70-80-х годах особенно, я не мог выйти просто так на улицу… Тогда я часто выступал в Голландии, Италии, Франции и после концерта вынужден был незаметно сбегать в гостиницу. У меня тогда не было ни дома, ни друзей - только туры, записи в студии и на ТВ. Но я не страдал - это была моя жизнь: I had many people, many souls, они меня ждали. Только сейчас у меня появилась какая-то свобода, так как стало тише и спокойнее вокруг меня…
- Знали вы тогда, в 70-х, о своей невероятной популярности в СССР?
- Я знал, что я популярен по всему миру, во всех странах. И тогда - кажется в 1979-м - я даже приезжал в Советский Союз на запись телевизионного концерта. Я даже Москву толком не видел - из аэропорта меня отвезли в студию и почти сразу обратно. Совсем другое дело сейчас, я даже пел в Кремле в большом концерте с участием звезд 70-80-х. И еще на первых концертах «Авторадио» с удивлением понял, что здесь люди помнят и знают мои песни. А ведь прошло уже столько лет!
- Если говорить о вашем сценическом образе, то первым пунктом будет шляпа…
- Это у меня с самого начала, с тех пор еще, как я танцевал степ и различные испанские танцы в ночных клубах. Мое первое имя на сцене было - мсье Африк. А Симон - это фамилия моего отца. Настоящее же мое имя Энрике Жуакин Симон. Для псевдонима я оставил фамилию Симон, но имя заменил на Африк, потому что я из Африки. Ну а шляпы мои тоже с секретом - такие используют для фламенко, потому что они элегантные. Вот на этой можете прочитать: «Сделано в Севилье». Она сделана в Севилье, но купил я ее в Барселоне. Никакие больше магазины, кроме фирменных магазинов в Барселоне и Мадриде, такие шляпы не продают. Они специально для танцоров фламенко. Только такие я ношу, и у меня много подобных шляп. Больше всего черных. Белые я не особо часто использую. Без шляпы я выгляжу совсем по-другому. Африк Симон без шляпы - это что-то совсем другое. Это ненормально (смеется).
- Если бы не музыка, где бы Африк Симон мог бы еще себя проявить?
- Я всегда в мечтах хотел быть певцом - но не стремился стать звездой, мне просто хотелось приносить людям радость и зарабатывать музыкой себе на жизнь, я не мечтал о миллионах - хотел, чтобы это было моей работой. И мне повезло. Но я не исключаю, что при другом повороте судьбы мог бы стать известным футболистом, как мой двоюродный брат - Фаррейра Да Сильва Эйсебио (обладатель «Золотого мяча» лучшего футболиста Европы 1965, «Золотой бутсы» лучшего бомбардира Европы 1968, 1973 - прим. авт.), который тоже смог из Мозамбика покорить футбольные вершины мира.
Майкл ЛЬВОВСКИ, фото Андрея Коновалова.
