Его боготворили миллионы читателей, ненавидела уходящая феодальная Франция и европейские монархи. Его «… перо, одинаково сильное как в утонченной лести, так и в ядовитой насмешке, было опасно…». Некоторые его сатиры на сильных мира сего не один раз доводили писателя до Бастилии.
«Умов и моды вождь…»
В списке его врагов были маркиза Помпадур, король Пруссии Фридрих II, регент Филипп Орлеанский, кардинал Флери и легион завистников.
Разящее перо этого возмутителя спокойствия стало причиной его многочисленных странствий по Франции и за границей. Но было и обожание читателей. В 1769 году один из поклонников адресовал письмо своему любимому автору следующим образом: «Царю поэтов, философу народов, оратору отечества, историку суверенов, певцу героев, верховному судье вкуса, покровителю искусств, благодетелю талантов, ценителю гения, бичу всех преследователей, врагу фанатиков, защитнику угнетенных, отцу сирот, примеру для подражания богатым, опоре бедных, бессмертному образцу всех наших добродетелей».
Кто же был этот человек? Взгляд на европейскую историю восемнадцатого века подсказывает: единственным, кто мог претендовать на такое громкое титулование, был Франсуа Мари Аруэ, известный миру под псевдонимом - Вольтер.
В России его произведения ждал такой же прием, бушевали те же страсти: от проклятий до восторгов.
Русские гости зачастили в Ферне - имение Франсуа Мари Аруэ, где с 1758 года, после многолетних скитаний по Европе, он осел окончательно.
Тогда и появились новая форма несогласия в чем-то с главой Просвещения и новый критерий самооценки. Для кого-то не заехать туда было демонстрацией независимости взглядов и собственной значимости. Один из родственников Бельтовой - персонажа романа Александра Герцена «Кто виноват?» - «… ездил нарочно в Эрменонвиль к угасавшему Жан-Жаку и гордо проехал мимо Фернея, не заезжая к Вольтеру».
Как писал Пушкин, матушка-государыня Екатерина II «Вольтеру первый друг была…». До поры до времени. С началом Великой французской революции все бюсты «учителя» срочно оказались в подвалах Эрмитажа (И название очерка обращает внимание читателей на двойственное отношение к творчеству Вольтера в Европе и России - прим. авт.). У И.Г. Рахманинова - переводчика и издателя произведений фернейского старца - изъяли все переводы. Генерал-прокурор Синода А.Н. Самойлов предписал: «… типографию у Рахманинова запечатать и печатание запретить».
Российские вольтерьянцы умолкли, но продолжали читать Вольтера в списках.
«”Дней Александровых прекрасное начало” явилось и началом возрождения в России широкого интереса к Вольтеру».
Этот поворот повлиял на формирование другого, русского гения, чье детство пришлось на первые годы XIX века.В московском доме родителей начинает читать Вольтера Саша Пушкин. Здесь история сработала безошибочно. Пушкин прикипел к «оракулу Франции» навсегда.
Многолетнее «… “общение”Пушкина с Вольтером представляло собой сложный творческий процесс. Образ Вольтера непрерывно эволюционировал в сознании русского поэта, привлекая его в разных обстоятельствах и в разное время различными особенностями и чертами».
Одним из таких, мало исследованных, «обстоятельств» стала работа Пушкина над темой Петра I, которая привела его к трудам Вольтера по русской истории этого времени. Как отмечено П.Р. Заборовым еще в 1978 году, «… Вольтер - историк, почти не существовавший для него в молодые годы, по мере того как он погружался в занятия историей, привлекал его все больше».
Первый зарубежный автор исторических работ о России уделил внимание и роли Крымского ханства в сложившейся на тот период ситуации. Этот аспект его трудов остается не исследованным историками и литературоведами поныне.
«Смотри Вольтера»
Среди источников и сочинений о Петровской эпохе, использовавшихся Пушкиным, немало уникальных изданий. В их числе - созданные Вольтером «История Карла XII, короля Шведского» и «История Российской империи в царствование Петра Великого».
Их поэт «… знал с юности, а в период работы над своей “Историей Петра” перечитывал и тщательно изучал…».
Ссылаясь на них в «Полтаве» и «Истории Петра», Пушкин указывал: «Смотри Вольтера». Последуем его указанию и откроем «Историю Карла XII, короля Шведского» (1784).
Когда читаешь ее, «… иногда кажется, будто развертываешь страницу из Понсон-де-Терайля, и можно думать, что Дюма-отец, прежде чем создать своих “Мушкетеров” и бесшабашного д’Артаньяна, внимательно и с большой пользою для себя перечитал книгу Вольтера».При всей развлекательности книги, сведения о юге времен Петра I Александр Сергеевич нашел и здесь. Такова, например, оценка результатов Азовского похода (1696) Петра I и победы, одержанной в 1697 году «… над турками и татарами близ реки Кагальника, 1 августа»: «Петр Великой сделался уже страшным победою над Турками в 1697 году и взятием Азова, которое открыло ему путь к обладанию над Черным морем».
Готовясь ко второму Азовскому походу, помимо прочих мер, царь «… вызвал с обещанием жалования Калмыков, которых конница удачно может действовать противу конницы Крымских Татар».
Обрисовывая ситуацию, сложившуюся у южных рубежей России, автор коснулся способа внеэкономического присвоения веками использовавшегося Крымским ханством: «Украйна» - «страна Козаков», лежащая между «… малою Татариею, Польшею и Россиею». На юге Украины «… жители, соседи малой Татарии не пашут и не садят, потому что Буджацкие и Перекопские Татары и Молдаване, народы хищные, опустошили бы жатвы их».
Накануне Полтавской битвы «Хан Малой Татарии» продал Карлу XII «… несколько тысяч Валахов».
Пушкин нашел здесь сведения о династии Гиреев, государственном устройстве Крымского ханства, его участии в военных кампаниях Османской империи.
1710 год - «Хан Крымской получил повеление быть готовым с сорока тысячами Татар». Речь идет об участии ханства на стороне Порты в русско-турецкой войне 1710-1713 годов. Далее сообщается: «Сей Государь управляет Нагаем, Буджияком, частию Черкессии и всем Крымом…»
Вольтер говорит о зависимости династии Гиреев от султанов Турции, ссылках ханов на остров Родос, об их набегах и грабежах в соседних странах.
Подробно рассказано о Прутском походе Петра I в 1711 году и возвращении Карла XII в Швецию в 1714 году, чему он отчаянно сопротивлялся. Дело дошло до штурма его дома в Бендерах. Отправка короля с территории, подконтрольной Турции, на родину была одним из требований России при заключении мира с ней. В штурме дома Карла XII приняли участие крымские татары. В ходе этой операции шведские офицеры были «… ограблены Турками и Татарами».
В «Истории Петра» Пушкин вспомнил это «… странное бендерское дело». Турецкий султан повелел Карлу XII «… выехать из Турции с конвоем в6,000 спагов и 20,000 Татар», хотя это «… не было его расчетом».
История «… есть свидетель…»
Фернейский патриарх, Вольтер, на этом не остановился. Спустя 28 лет темы юга, Крыма и Крымского ханства займут прочное место в первой зарубежной монографии о России петровского времени - «История Российской империи в царствование Петра Великого» (1753, 1-й том).
В отличие от «Истории Карла XII», где «… выступала прежде всего героическая личность… здесь - государственное строительство, страна под могучим воздействием личности».
Отсюда и название книги.
В 1731 году «… Вольтер писал о человеке: теперь он принимался за государя».
В «Предуведомлении» первой части Вольтер отметил, что «в рассуждении России» «История Карла XII была большею частию забавна, история же Петра I будет наставительна».
Уже в «Предисловии Историческом и Критическом» Вольтер говорит о «важных выгодах», которые получили «в последствии» страна и юг от основания Российской империи: «Всякой, кто только вообразил бы себе тогда, что Самодержец Российской пошлет победоносные флоты свои к Дарданеллам, покорит Крым, выгонит Турок из четырех больших провинций, овладеет Черным морем, соделает Двор свой самым блистательным в Европе и среди войны приведет все искусства в цветущее состояние, всякой, говорю, кто так вообразил бы себе и сказал другому, тот без сомнения был бы назван мечтателем».
Петровскую эпоху он, как и многие, связывает с «Екатерининым веком». «Блистательные успехи Императрицы Екатерины II и Русской нации суть довольно сильное доказательство, что Петр Великий утвердил Империю свою на прочном и незыблемом основании».
Автор коснулся предыстории этих успехов: турки «… угрожали землям Царя Алексея Михайловича, прилежащим к Крыму, древнему Херсонесу Таврическому».Царь Федор Алексеевич не был готов «… для произведения всеобщей перемены. Война с Турками, или лучше сказать с Крымскими Татарами, которая все продолжалась с неизвестным успехом, не позволяла Государю, слабому здоровьем, предпринять сие важное дело».
После отречения царевны Софьи от власти Петр I должен был «… вести почти беспрестанную войну с Крымскими Татарами».
Касаясь Крымского ханства, автор говорит о болевой точке его отношений с Россией: «… нестерпимее всего…» было то, что «Хан Крымской требовал от него (Русского государства -прим. авт.) ежегодной дани 60 тысяч рублей…». Затем следует описание Крымского похода В.В. Голицына, желавшего «… отмстить за сие постыдное для России требование» в 1689 году.
Еще раз обратить внимание на проблему юга заставила царя русско-турецкая война 1710-1713 годов. В первой книге второй части описывается Прутский поход 1711 года, возглавлявшийся Петром I.Открывается рассказ главой «Война при Пруте».
Автор вводит читателя в ситуацию на юге в 1710 году: «Султан Ахмет III объявил войну Петру Первому, не по одним внушениям Шведского Короля, но вероятнее для собственных своих видов. Хан Крымских Татар с ужасом взирал на возрастающее могущество своего соседа. Порта опасалась кораблей его на Азовском и Черном море».
Еще о причине войны: «Хан Татарской, устрашенной более Константинопольского Дивана соседством Азова, домогательствами и старанием произвел сию войну».
«Татарской Хан, зачинщик войны сей, посетил Карла в его жилище. Азов находился в границах малой Татарии и таким образом одинаковые виды соединили их. Карл и Хан Крымской более других теряли при возвышении Царя».
Рассказывая о Прутском походе, автор уделяет внимание участию в нем крымцев: во время движения к Пруту отряды казаков «… доходили даже до убежища Карлова (в Бендерах -прим. авт.), но Крымские Татары… защитили его от всех нападений».
Перед боем при Пруте, в Бендерах, «… Крымские Татары защитили его (Карла XII. - А.М.) от всяких нападений».
При Пруте турецкая армия «… усиленная Татарами, простиралась, как говорят, до 250 тысяч».
Вольтер писал не раз и о том, что произошло с королем в дальнейшем: «Я думаю, всем известно следствие (в 1714 году) его упорной дерзости - когда он сражался с армиею Янычар, Спагов и Татар, предводительствуя Секретарями, Лакеями, Поварами и Конюхами, был взят в плен… и, переодевшись курьером, возвратился в свои владения».
История пленения Карла XII не была забыта Пушкиным. В 1828 году, в поэме «Полтава», он написал о бое в бендерском доме Карла XII:
«Три углубленные в земле
И мхом поросшие ступени
Гласят о шведском короле.
С них отражал герой безумный,
Один в толпе домашних слуг,
Турецкой рати приступ шумный
И бросил шпагу под бунчук».
В книге отмечена агрессивность крымцев при Пруте и после него: «Во время перемирия… двое Татар захватили двух Италианцев, офицеров из армии Царской, и продали их офицеру Янычарскому», за что были казнены…
Визирь Оттоманской Порты был «… разгневан Ханом Татарским, которой не хотел и слышать о мире…».
По мирному договору с Россией, «Султан нетерпеливо ожидал ключей Азова. Визирь обещался их доставить, но Губернатор всегда отклонял сие. Балтаджи Мегемет потерял по сему и милость Султана, и свое достоинство; Хан Татарской и другие его неприятели одержали над ними верх».Азов был отдан Порте.
Автор подробно изучил вопросы обороны России на юге. Об этом говорят подмеченные им детали, вроде этой: задолго до знаменитого бунта стрельцов (1698), могших «возмутить» спокойствие в стране, они были «… рассеяны по границам Крымским для удержания за Россею Азова и для отражения набегов Татарских».
В начале славных дел любимец Петра I Лефорт построил два 32-пушечных корабля «… при устье реки Воронежа, впадающего в Дон: сии корабли можно было спустить на воду и ими содержать в страхе Татар Крымских…».
Открывая для себя Вольтера-историка, автор этой статьи исходил из давно замеченной им закономерности: в исследованиях русской истории XV-XVIII веков присутствует, как правило, тема Крымского ханства.
Труды фернейского отшельника еще раз это подтвердили. Ханство показано им как вассал Порты и фактор, влиявший на ситуацию в Европе и, в том числе, России. Впоследствии, в «Истории Петра», оно показано аналогично Пушкиным.
Крымский аспект трудов Вольтера никогда не анализировался.
Пушкиноведам, историкам и крымоведам предстоят исследования и, думается, интересные открытия.
