«МК в Крыму» выяснял, как зарождались ментальные связи классика литературы с полуостровом, какие болезни Иван Алексеевич лечил во время визитов на Черноморское побережье и почему предпочел «умереть» именно здесь
Тропами Пушкина
В детстве маленький Ваня Бунин был «служителем культа Пушкина», главным апологетом которого являлась Людмила Александровна Бунина, урожденная Чубарова, мать будущего писателя. Но в период становления личности Ванечка, как это обычно и бывает, решил пойти своим, оригинальным путем. И потому сделал то, что делает подавляюще большинство молодых людей, - начал свергать идолов, навязанных родительским авторитетом.
Свергнуть Пушкина Бунину хотел превыше всего, поскольку «наше все» был «заразен». Иными словами: Александру Сергеевичу невозможно было не подражать. А еще, по мнению тогдашнего Бунина, «Пушкин молодым писателям нравственно вреден. Его легкое отношение к жизни безбожно».
Действительно, уж чем-чем, а легким отношением к жизни Бунин точно не отличался даже в молодости - любил все усложнять, анализировать, заглядывать за черту. И вдруг в его немногословных дневниках на страницах, повествующих о поездке в Крым, проскользнуло покаяние: «Пушкин, Балаклава. Не ценил ничего!»
Исследователи творчества Бунина и его биографисты отмечают, что, «когда Иван Алексеевич приезжал в Крым, он старался следовать тропами Пушкина, повсюду искал его следы и ощущал его присутствие». И еще одно интересное наблюдение: «в своих произведениях, в том числе и созданных на чужбине (рассказ «Пингвин»), прослеживается триединство образов: Россия, Крым, Пушкин». Своеобразная «святая троица» литературного пророка Бунина, в которой Пушкин, вне всякого сомнения, играл роль духа русской нации.
Потому не случайно, что особые чувства Бунин испытывал к Гурзуфу, где некогда жил и творил великий поэт. «Был я там еще в ранней молодости, ходил на Аю-Даг». А потом неоднократно возвращался сюда мыслями - великий дух Бунина на встречу с великим духом Пушкина… «Началось с того, что мне тридцать лет, - я увидел и почувствовал себя именно в этой счастливой поре; я опять был в России того времени и сидел в вагоне, ехал почему-то в Гурзуф. Но ведь Пушкин давно умер, и в Гурзуфе теперь мертво, пусто…»
Филологическая нумерология
Знакомые Ивана Алексеевича Бунина знали, что, помимо противоречивого отношения к «культу Пушкина», у писателя-интеллектуала имеется еще несколько пунктиков - к примеру, он терпеть не может букву «ф» и имя «Филипп», но больше всего на свете ему претит число 13. Он даже не садился за стол, если оказывался 13-м по счету человеком. В воспоминаниях писательницы Ум-эль-Банин, приятельницы Тэффи, азербайджанки по национальности и гражданки Франции, которая к тому же была последним, но исключительно платоническим увлечением мэтра, читаем:
«Мы познакомились тринадцатого июня. Бунин считал это число роковым.
- Да, - сказал он мне как-то, - нужно было остерегаться числа 13, сколько раз уж оно приносило мне беду, скольких бесполезных страданий я бы избежал…»
В отношениях с дорогим его сердцу Крымом Бунин тоже старался обойти это роковое для него число - он считал, что бывал здесь 12 раз, последний раз в 1912 году. Однако современные исследователи утверждают, мол, Бунин обсчитался, что простительно для литературного гения, и приезжал в Крым 14 раз.
Интересно, что после смерти Бунина число 13 все-таки настигло его. Полное собрание сочинений именитого классика представляет собой 13-томник. И изменить это роковое стечение обстоятельств может лишь одно, но весьма интересное обстоятельство. А именно включение в последующие многотомные издания его незаконченных рассказов, написанных незадолго до смерти и с мыслями о ней. Один из них так и называется «Смерть в Ялте».
Смерть, которой не было
Впервые в Крыму Иван Бунин побывал в апреле 1889 года. Тогда 18-летний Ваня отправился в Крым на встречу с «отцовской молодостью», ведь ему якобы неоднократно приходилось слышать рассказы о том, как отец вместе с братом Николаем, «красавцем полковником», добровольцами отправились на Крымскую войну и как дядя сложил голову на Малаховом кургане. 
Но, скорее всего, это была лишь семейная легенда. Или, что еще более вероятно, обычные литературные вольности, допущенные в повести «Жизнь Арсеньева», возведенной в ранг автобиографии. Хотя, по правде говоря, эта повесть настолько же автобиографична, насколько роман Дюма «Три мушкетера» историчен. Но можно ли упрекать творца? Художнику позволено иметь свое видение, но это видение, образно говоря, к делу не пришьешь. Только самым дотошным бунинским биографистам в результате довольно тщательного архивного поиска удалось отделить зерна от плевел, правду от литературного вымысла. Так было выяснено, что единственным защитником Севастополя с фамилией Бунин был юнкер Камчатского егерского полка Яков Иванович, 1837 года рождения, получивший за воинскую доблесть, проявленную 27 августа 1855-го на третьем бастионе, звание прапорщика. Но этот персонаж не погиб, а благополучно завершил кампанию и умер в 1902 году в звании генерал-майора в отставке.
А как же Николай Бунин? Так звали единственного сына Ивана Алексеевича и Анны Цакни. Ребенок скончался в январе 1905 года в возрасте пяти лет от менингита. Поскольку в то время Бунин уже находился в разводе с матерью мальчика, то мог получить трагическое известие с опозданием, пребывая в Крыму. Так, возможно, в дальнейшем, при написании «Жизни Арсеньева», и появилась идея связать себя с полуостровом навсегда, через смерть.
Поклонение природе
Гораздо более надежный источник, свидетельствующий о пребывании Бунина в Севастополе, его письмо к родным от 13-15 апреля 1889 г.
В письме к брату Юлию Бунин писал: «Вам, должно быть, в эту минуту ужасно странно представлять, что Ваня сидит в Севастополе, на террасе гостиницы, а в двух шагах начинается Черное море? Часа в три я нанял парусную лодку, ездил к Константиновской крепости, а к Байдарским воротам ехать пришлось на перекладных - по шоссе, в бричке...»
Природа среднерусской полосы России с ее бескрайней и монотонной равниной и редкими деревянными избами всегда провоцировала у уроженца Воронежа Бунина приступы меланхолии. При подобном «диагнозе» частые поездки в Крым являлись действенной терапией, лекарством от скуки и депрессии. Один из исследователей творчества Бунина взял на себя смелость утверждать, что «только впервые увидев море, горы и грандиозную панораму восходящего солнца с Байдарского перевала, Иван Алексеевич впервые задумался о величии природы и месте в ней человека, что в дальнейшем определяет его мироощущение…». Излишне пафосно, но в принципе верно. В произведениях Бунина, так или иначе имеющих отношение к Крыму, ведущие лейтмотивы его творчества, а именно любовь и смерть, отступают на второй план. Пребывание на полуострове и даже мысли о нем трансформируют философа в созерцателя, душекопателя в пейзажиста.
Подавляющее большинство поэтических и львиная доля прозаических произведений Бунина так называемого «крымского цикла» являются по сути пейзажными зарисовками, импрессионистскими набросками видов Южной и Юго-Западной части Крыма, где особенно любил бывать Иван Алексеевич.
Жизнь в Ялте
На страницах исследований литературоведов и филологов Бунин предстает перед нами, нынешними, эдаким рафинированным интеллигентом, чей взор способен преодолевать пространство и время, безукоризненным интеллектуалом, для которого не важно сиюминутное, поскольку он создает вечное. Возможно, в этом отчасти виноват и сам Иван Алексеевич, невольно мистифицировавший свою личность своим данным свыше умением виртуозно и потрясающе изысканно переплетать слова. Может быть, именно таким восприятием творчества писателя мы обязаны тому, что даже детям в школе стараются внушить, что лучшие его произведения это те, что написаны в эмиграции, те, в которых наиболее ощутимыми становятся настроения человека, пережившего невосполнимую потерю. Но следует учесть, что Бунин-парижанин, отчаянно ностальгирующий по родине и оставляющий на полях блокнотов заметки для будущего рассказа «Смерть в Ялте», существенно отличается от Бунина, странствующего по России в поисках впечатлений и правильных ощущений, того Бунина, что в Ялте нашел интересную ему жизнь.
Особенно полно и задорно в своих Дневниках он вспоминает поездку весной 1901 года. Тогда ему довелось пересечься с вечным искателем приключений Александром Ивановичем Куприным. И именно благодаря Куприну к числу известных всем литературных заслуг Бунина стало возможным присовокупить еще одну.
Из Дневника И. А. Бунина за 1901 год:
«…Весной 1901 г. мы с Куприным были в Ялте (Куприн жил возле Чехова в Аутке). Ходили в гости к начальнице женской ялтинской гимназии Варваре Константиновне Харкеевич, восторженной даме, обожательнице писателей. На Пасхе мы пришли к ней и не застали дома. Пошли в столовую, к пасхальному столу, и, веселясь, стали пить и закусывать. Куприн сказал: "Давай напишем и оставим ей на столе стихи". И стали, хохоча, сочинять, и я написал:
В столовой у Варв. Константинны
Накрыт был стол отменно-длинный,
Была тут ветчина, индейка, сыр, сардинки,
И вдруг ото всего ни крошки, ни соринки:
Все думали, что это крокодил,
А это Бунин в гости приходил». 
За опущенным занавесом
В публикации, посвященной «торжественно отпразднованному интеллигентной Москвой» юбилею Бунина читаем: «Это был чуть не единственный из наших писателей, прошедший мимо театра, не отдавший ему дани».
На вопрос «Почему данная точка зрения имеет место быть?» прекрасно ответил сам Иван Алексеевич. «Я отвык от театра, - некогда сказал он. - Я редко бываю в Москве, редко бываю в театре».
Однако в Крыму он бывал часто и здесь общался с театральными деятелями, более того, был одним из главных действующих лиц гастрольного закулисья. «И. А. Бунин с необыкновенным талантом представляет что-то, а там, где Бунин, непременно стоит Антон Павлович и хохочет, помирает от смеха. Никто так не умел смешить Антона Павловича, как И. А. Бунин, когда был в хорошем настроении». Это написал русский театральный режиссер, актер и педагог, реформатор театра, создатель знаменитой актерской системы Константин Сергеевич Станиславский. Действо происходило в дни гастролей в Ялте Художественного театра. Известно также, что Станиславский настолько впечатлился этим «Бунин представляет что-то» и искренним восторгом знающего толк в театре Чехова, что приглашал Ивана Алексеевича играть в театре роль Гамлета. А вот предложение Бунина использовать его в качестве переводчика с английского при постановке пьес Шекспира и Байрона Станиславский вежливо отклонил.
Но вернемся в Крым 1900 года. Именно тогда в Ялте Бунин познакомился с основателями МХАТа и его актерами: К Станиславским, О. Книппер, А. Вишневским, В. Немировичем-Данченко, И. Москвиным. В этот же приезд Бунина на полуостров состоялась его встреча с композитором С. В. Рахманиновым. Позднее Иван Алексеевич постоянно вспоминал это первое их рандеву, когда «проговорив чуть не всю ночь на берегу моря, он обнял меня и сказал: "Будем друзьями навсегда!"».
Ялта сблизила Бунина и с Антоном Павловичем Чеховым, который ранее высказывался о писательских талантах Ивана Алексеевича довольно сдержанно. О Крыме и о Чехове Бунин собирался подробно рассказать в книге, над которой начал работать, будучи уже в преклонном возрасте. Увы, это произведение так и осталось незаконченным.
Список Бунина
Примечательно, что в различных официальных и полуофициальных списках бунинских мест с завидной регулярностью повторяются: Воронеж, Москва, Елец, Липецк, Ефремов, Орел. Крым на этой карте отсутствует. Хотя, само собой разумеется, классик тут изрядно наследил.
Возглавляют перечень любимых мест писателя, конечно же, Байдарские ворота. Почетное второе место принадлежит Черному морю. Третье отдано Крымским горам - Чатырдаг, Ай-Петри, Аю-Даг часто становились героями произведений Бунина (стихотворения «Вершина», «Земной, чужой душе закат!», «Кипарисы», рассказ «Три просьбы»). Мыс Ай-Тодор упоминался в первой публикации стихотворения «Кипарисы», в конце которого стояла приписка - «Ялтинское кладбище. 4 июня 1896 года».
Во многих произведениях писатель упоминает или описывает населенные пункты Крыма, крымские географические и исторические достопримечательности: Ялту (стихотворение «Кипарисы», рассказ «Пингвины»), «белый, веселый, со светлой зеленью Севастополь» (рассказ «Крым»), Гурзуф (рассказ «Крым»), Бахчисарай (рассказ Крым»), Сюрень (стихотворение «Жена Азиса»), Алупку (рассказ «Алупка»), «мертвое Чуфут-Кале», «со скал летящий Учан-Су» (стихотворение «Учан-Су») и т.д.
И уже живя за границей, Бунин неоднократно вспоминал о Крыме. По старой привычке, отправляясь в межсезонье к морю, в Ниццу, он постоянно сравнивал ее с Ялтой. И сравнение было не в пользу Ниццы.
