О том, как магию крымских курортов классики отечественной литературы отражали в своих произведениях и как волшебство полуострова влияло на их собственную жизнь, рассказывает кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы КФУ имени В.И. Вернадского Сергей Минчик.
– Эксперты утверждают, что солнце, море, сама атмосфера курорта часто вызывает у мужчин бунт гормонов, и они «пускаются во все тяжкие»: становятся донжуанами, ведут себя без оглядки на общественное мнение, стремятся пополнить коллекцию «побед» на любовном фронте и т.д. Впрочем, нередко и женщины, приехавшие на море «поправить здоровье», теряют голову. А как обстоит дело с нашими моральными авторитетами – поэтами и писателями? Крым тоже сводил их с ума?
– Как по мне, не потерять в Крыму голову в принципетяжело. Тем более если речь идет о литераторах.Чего стоит один только поэт и дипломат Александр Грибоедов, чьи связи с полуостровом я исследую в продолжение уже семнадцати лет. Сюда он приехал, чтобы привести в порядок собственные мысли, чувства и здоровье, но именно здесь в итоге погрузился в раздумья о сумасшествии и самоубийстве. И это – автор бессмертной комедии «Горе от ума», над которой некогда смеялась вся страна! А были ведь и другие любимцы публики, сюда приезжавшие просто набраться сил, но здесь, например, умиравшие: как артист Михаил Щепкин или поэт Семен Надсон. Логики во всех этих историях нет никакой. Да и вообще пытаться осмыслить, почему наш край влияет на богему именно так, сложновато. Но если «отключить голову», посмотрев на происходящее здесь с деятелями искусства иррационально, очень многое становитсяясно.
– То есть дело все же не в гормонах?
– В отношении людей творческих нередко используется выражение «не от мира сего». Характеризует оно их природу так, какой ее видели наши далекие предки. А им казалось, что окружающую нас реальность составляют три измерения. «Потустороннее», кудавсе уходят, завершая свой земной путь, и откуда приходят, его начиная, «посюстороннее», то есть, собственно, земное, и «срединное», представляющее собой рубеж между первыми двумя. Так вот, если человека считают кем-то вроде «не от мира сего», но и к миру «тому», в свою очередь,он не относится (поскольку является существом телесным и живым, а не духом), стало быть, место его как раз на границе между «тем» миром и «сим». То есть там, где обычный человек не задерживается – переходя «междумирие», как правило, всего дважды в жизни: в одну сторону при рождении и в другую в момент смерти. И гдечеловек необычный, отличающийся отнормальных своей одаренностью, напротив, гость частый. Так вот, если посмотреть на окружающую нас действительность глазами древних, выходит, что литераторы живут и творят «на грани» не лишь в переносном смысле слова, но и в прямом. Особенно, когда попадают в Крым, который для них, как красная тряпка для быка.Находимся ведь мы на стыках литосферных плит, степь у нас соседствует с горами, суша с водой, временные координаты тоже спутались (из-за прошлого с его руинами). Культура развиваетсяна таких же пересечениях:христианства с исламом, запада свостоком, прогресса с традицией. В общем, Крым не просто расположился в точке, где сходятся сразу несколько измерений. Судя по тому, во что верили наши предки,«междумирие» у нас на «междумирии» да «междумирием» погоняет. Тутобычного человека из равновесия выведетда в крайности разные бросит, включая и романы курортные. А что уж говорить о тех, кто от рождения «не от мира сего»! 
– Ну а вообще курортный роман – это хорошо или плохо? Вы сами испытывали на себе магиюприморского соблазна?
– В моей жизни курортная связь была, но гордиться тут особо нечем, как по мне. Поскольку в отличие от меня (на тот момент, человека свободного) барышня, с которой этот роман у меня случился, хотя и подумывала о разводе с мужем, как ни крути, формально в браке состояла. Что, как считаю я сейчас,определенные обязательства на нее все же накладывало. Равно как и на меня! Но это ж я так думаю сегодня, «с высоты прожитых лет». Не приемля категорически любые интрижки, да и вообще какие бы то ни было связи вне брака. А тогда мне было двадцать шесть, и тех, кто мог бы подсказать мне, как правильно, а точнее, как нравственно себя повести в сложившейся ситуации, рядом со мной не оказалось. Чехова же нашего, Антона Павловича, который, собственно, и написал самый известный в литературе рассказ о курортном романе в Крыму – «Даму с собачкой» – я тогда еще не понимал. Хотя понимать тут особо нечего. Замужняя женщина встретилась на отдыхе с женатым мужчиной, оба после возращения домой поняли, что произошедшее между ними больше, чем просто эпизод, и вроде как решили попробовать пойти в своих отношениях дальше.
– А может, это и есть та самая, настоящая любовь, и чеховские герои – те самые «две половинки», которые нашли друг друга? Сегодня, «с высоты прожитых лет» Вы уже знаете, на чьей стороне правда? Или все же «на чужом несчастье свое счастье не построишь»?
– Чтобы ответить на этот вопрос, надо думать, «как преступник», то есть постараться понять ход мыслей самого автора. Сделать это нетрудно, учитывая, что основу мировоззрения Чехова, как, впрочем, и большинства русских классиков, составляла христианская система ценностей. Это значит, что и любовь он воспринимал не в обывательском, а в более широком смысле: религиозном или, если угодно, философском. Отождествляя ее не с абстрактными ощущениями и уж тем более не с некойстрастью, которая владеет человеком и потому вселяет в него желание владеть кем-то еще. Под любовью Церковь, а вслед за ней и все верующие, понимают, в первую очередь, решимость идти на жертву ради другого. Как мать, любящая безусловно и потому ради своего чада готовая на все. Ну или как воин, который предан родному краю без оговорок и тоже не боится за него погибнуть. Иными словами, любовь – это некое состояние, когда живешь не для себя и воспринимаешьсвою жизнь не как источник радости, но как материал, из которого можнослепить счастье для кого-то либо чего-то еще. Потому-то, к слову, символом любви, семьи и верности у нас считаются Петр и Феврония.Когда бояре в Муроме, где эта чета княжила, взбунтовались, потребовав от своего правителя выслать его супругу прочь из города, но разрешив ей при этом взять любое богатство с собой, та согласилась, заявив, что уедет, если с ней отпустят мужа. То есть женщина презрела такие ценности, как деньги и власть, из-за мужчины, ради которого ей было не страшно этот выборсовершить. И ладно Феврония – к нужде ей было не привыкать, поскольку происходила она из семьи бортника, то есть была простолюдинкой (из-за чего, собственно, знать в Муроме и отказалась ее принять). Но в жилах-то Петра текла княжеская кровь, несмотря на что он таки согласился на добровольное изгнание ради любимой! Так что отвага и самоотречение – единственные мерилалюбви.
– Петр и Феврония –история очень давняя, описанная еще в древнерусской литературе. Разве сейчас так любят?
– Любовь во все времена одна. Не так давно, к слову, у меня вышло пособие по истории русской литературы, на страницах которого я предложил свою методику разбора художественных текстов, где во главу угла ставится принцип не традиционного анализа (биографического, скажем, или мифопоэтического), а ценностного. Берем конфликтную ситуацию, в которой человеку предстоит сделать тот либо иной выбор, смотрим на результат и потом даем содеянному оценку. Но не абы какую, а универсальную – то есть основанную не на нашей «морали», которая у каждого своя, а на вечных ценностях, существовавших всегда. Поскольку же русская литература формировалась, в первую очередь, под влиянием христианской философии, то поведение персонажей я и предлагаю соотносить именно с ней. Пытаясь понять, греховны те либо иные поступки героя или же праведны. И,таким образом, определяя, какой именно урок хотел преподать нам автор, рассказав о чьей-то судьбе. Так вот, если анализировать произведения отечественной классики с помощью этого алгоритма, выясняется, что почти во всех случаях выбор персонажем не праведных, а греховных стратегий поведения приводит его к страшным последствиям. И любовные коллизии здесь не исключение. 
– Есть в литературе какой-то конкретный пример, показывающий, как лучше себя вести, столкнувшись с искушением в виде курортного романа, и чего лучше при этом не делать?
– Таких примеров масса. Возьмем хотя бы «Солнечный удар» Ивана Бунина, где также рассказывается о своего рода курортном романе. На пароходе встречаются двое, сойдя на берег, они снимают номер в гостинице, а на следующий день расстаются. О том, как повлияла на судьбу женщины ее близость с незнакомцем, автор не говорит. Зато показывает развязку данного эпизода в случае с горе-любовником. А тот страдает, понимая, что, встретив мечтусвоей жизни, потерял ее навсегда, не догадавшись узнать даже ее имя. Очень круто, конечно, что здесь сделан акцент на такой детали – знай мужчина имя возлюбленной, выяснить детали через транспортную компанию для него было бы делом техники. Но Бунин хочет, чтобы нам передалось овладевшее его героем чувство безысходности и, как результат, оторопь от произошедшего! В противном случае мы не усвоим урок: соглашаться на близость с тем, в ком не уверен, нельзя, даже если кажется, что влюблен. Финал в этой истории драматичный, а раз так, то, если следовать моей методике анализа текста, дело мы имеем с грехом. Потому как если бы выбор между двумя жизненными стратегиями незнакомец сделал правильный, или, другими словами, праведный, проигнорировав чужую жену, его поступок имел бы противоположныеследствия, иразвязка произведения такжебыла бы другой – позитивной. Но Злонаказуемо, причем не только в сказках. Вот Бунин и не поскупился на конкретное возмездие в виде страданий и боли. Наказывая своего персонажа за то, что называется Похотью – которую Церковь относит к «смертным» или «коренным» грехам, имея в виду, что все Зло на земле, от обмана до убийства, провоцируют именно они.
– То есть обычному человеку в жизни, как и персонажу в книге, перед тем,как совершить некий выбор, включая и любовную коллизию, просто нужно подумать, не умножит ли его поступок Зло?
– Верно. И сделать это проще, ориентируясь именно на систему «смертных» грехов, поскольку таковых всего семь: Обжорство, Жадность, Похоть, Зависть, Гнев, Уныние и Гордыня. И каждый из них находится под прицелом вполне конкретной добродетели. Причем интересно, что «царице» смертных грехов Гордыне, илисамообожанию, причиняющему боль окружающим (которых делят на «второй сорт» те, кто себя считает лучше остальных), противопоставлена именно Любовь.То есть жертва ради кого-то либо чего-то. Взять, к примеру, еще один курортный роман, который описал уже Иван Тургенев в повести «Вешние воды». Молодой человек Санин влюбляется дважды: в простолюдинку, а вслед за ней в богатую красавицу. Выбрать, соответственно, ему нужно одну. Но понять, кто вызывает в нем истинные чувства, а кто ложные, Санин не может. И сделав ставку на аристократку, он остается ни с чем, поскольку та, как показывает время, лишь забавлялась с ним. Тогда как ситуация с Джеммой (так звали дочь хозяйки кондитерской) была прямо противоположной: вступившись за нее, он соглашается на дуэль, а та, отдав должное поступку влюбленного храбреца, порывает со своим женихом, который рискнуть жизнью в той же ситуации не решился. Так вот, если бы Санину объяснили, что Любовь в его жизнь пришла с итальянской простушкой, поскольку именно в случае с ней готовность идти на жертву продемонстрировали оба, свой выбор он непременно бы сделал в пользу нее, осчастливив всех. А так рядом с ним мудрого советчика не оказалось, из-за чего он и потерял все.
– Но персонажи «Дамы с собачкой» после встречи друг с другом в Крыму готовность к самоотречению не продемонстрировали. Хотя над судьбой своей задумались и прошлое переосмыслили, осознав егопустоту. Что же пришло в их жизнь? Любовь или все же страсть?
– Важно в подобных ситуациях то, как фигуранты той либо иной интрижки дальше распоряжаются собственными чувствами. Ведь когда любишь глубоко, идешь на жертвы в прямом смысле слова. Как пушкинская Татьяна, отказавшая Онегину, к которому некогда испытала самое сильное в своей жизни влечение. И сделавшая это как раз ради того, с кем связала себя узами брака – произнеся бессмертные: «Но я другому отдана и буду век ему верна». Неслучайно Александр Сергеевич в пример всем женщинам ставил именно эту героиню, познавшую разницу между страстью и любовью, а потому презревшую модные правила, доныне предписывающие влюбленным бороться за счастье друг друга любой ценой. Даже бросая собственные семьи! Отказаться от такого пути и постараться сохранить союз со своими половинками (тоже, к слову, данными нам свыше: иногда в испытание, а иногда и в наказание) – разве это не тот самый ход «конем», который Чехов как знаток человеческих душ мог бы уготовить и своей даме «с собачкой», и ее воздыхателю?
– Тем не менее, Антон Павлович этот ход «конем» почему-то не сделал. Вероятно, памятуя о курортных романах своих коллег «по цеху»: писателей, поэтов, художников?
– Ну мы, кстати, не знаем, что он сделал, а на что не решился: рассказ ведь завершается открытым финалом, додумать который может каждый. А без развязки, помогающей нам увидеть, есть ли в этом произведении грешник, наказанный за свои проступки, давать оценку кому-то либо чему-то тяжело. Хотя соглашусь: классикам нашим очень часто закон не писан, в том числе Божий. И значительная часть представителей искусства во все времена, судя по всему, без романов и различных интрижек обходилась с трудом. Впрочем, в таких историях, как это и не прозвучит странно, богемазаинтересована порой больше, чем простые смертные. 
– Даже если это роковая страсть, приносящая страдания?
– А страдания тоже разные бывают. Хирург ведь не гладит своего пациента по головке, когда тот требует лечения. Он его режет, в сущности, причиняя ему боль. Но без нее человека не вернуть в строй! Вот и страдания – неотъемлемый спутник борьбы за лучшее. Они разбивают наши роли и маски, или, шире, ту скорлупу, в которой мы привыкли жить, деля кров с теми, кто нам не нравится, но с кем просто удобно, или занимаясь вещами, которые не по душе, но приносят выгоду. В итоге многолетняя игра в благополучие нас как бы цементирует. И мы застываем в неестественных позах, как пианисты или программисты, сгорбившиеся под грузом каждодневного труда. Но приходит любовь, и мы прозреваем, начинаем дышать полной грудью, распрямляемся. И вот уже скорлупа, годами покрывавшая наши умы и сердца, трескается, причиняя нам то дискомфорт, то невыносимую боль. Потому-то страдая, пусть и по причине страсти, классики, если можно так выразиться, «имитируют» муки любовного перерождения – искусственно их провоцируя.
– Раз любовь, как и роковая страсть, поначалу приносит страдания, как тогда отличить одно от другого?
– Просто надо подождать. Понаблюдав за собой и постаравшись понять, как именно другой человек нас меняет. Страсть ведь, подобно любви, также начинается с «химии». Возникающей на стыке между нашими магнитными полями в момент их соприкосновения. Подобно искрам, появляющимся при ударе или трении двух предметов, она сопровождается мощным выбросом энергии. Которую, как правило, чувствуют оба, и мужчина, и женщина. А человеку творческому любая энергия ой как нужна! Без нее не то, что творить – жить часто не выходит. Но если люди духовные, например, называя этот ценный ресурс Благодатью, привыкли получать еесвыше, то есть от Бога, который, как считается,так вознаграждает нас за добродетельные поступки,добывать тонкоматериальный «допинг»поэтам и писателям часто приходится,паразитируя на людских пороках. Самыми отвратительными из которых, напомню, Церковь считает Обжорство, Жадность, Похоть, Зависть, Гнев, Уныние и Гордыню. При этом люди «не от мира сего» в такие моменты буквально играют роль гостей из мира «того», таких себе демонов или вурдалаков, высасывающих из людей соки, нужные им для поддержания сил.
– Почему тогда литераторы, «паразитирующие» на общественных пороках, в своих книгах, как правило, учат читателя с ними бороться?
– А здесь логику тоже лучше не искать. Человек искусства ведь сам по себе может верить во что угодно, или, наоборот, не верить. Но если следовать образу мыслей древнего человека, тот, кто «не от мира сего», ближе своих соплеменников к миру «тому». А значит, и к Богу. Который таких вот гениев и использует, чтобы изменить к лучшему свое любимое детище, коим является «посюсторонний» мир. Вооружив для этого своих «агентов» неким «даром», то есть сделав их «одаренными». Потому-то все книги наших поэтов и писателей, собственно, транслируют именно его идеи, а не философию своих сочинителей. Которыев жизни частенько подпитывают себя не божьей Благодатью, а «сатанинской» энергией Зверя. В каждом из нас присутствующей хотя бы потому, что все мы часть животного мира.
– Страсть поэтому часто называют «животной»?
– Именно! Если согласиться с мнением древних, то человек – продукт «совместного производства»тех самых миров, о которых мы уже говорили: «посюстороннего» и «потустороннего». Потому представляет он смесь сразу двух стихий: земной (плоти) и неземной (души). И задача каждого – обрести гармонию этих двух составляющих бытия,тех самых «инь» с «ян», если угодно. Умудрившись при этом сделать все так, чтобы плоть не подчинила себе душу (иначе мы превратимся в животных, у которых нет ничего, кроме инстинктов), а душа не сотворила то же самое с плотью (в таком случае мы станем уже бестелесными духами, то есть по факту, умрем). Что же происходит, когда между людьми возникает любовь? Душа человека в Хомо сапиенсе побеждает тело Зверя, возвышая его. А когда всем правит страсть? Все происходит наоборот: мы теряем контроль над собой, возвращаясь в первобытное состояние зверя, который от человека, собственно, отличаются лишь одним – неумением себя ограничивать. Неслучайно чувства наш язык часто именует «высокими», а страсти, наоборот, «низменными»! Часто поход в ресторан – это спекуляция на таком инстинкте животного, как Обжорство. Подарки, которыми мужчина заваливает женщину, тоже спекуляция: на Жадности, то есть на инстинкте владеть чужим. Танец, прикосновения и поцелуи будят в нас Похоть. Попытки вызвать ревность разжигают Зависть (к тем, кто в этот момент с нами-любимыми), подколы и истерики вызывают Гнев, оскорбления обижают, приводя к Унынию. Ну а комплименты, напротив, поощряют в нас Гордыню, царицу «смертных грехов», побуждающую людей считать себя не рабами Божьими, живущими с целью материализовать именно Его волю, а существами, равными Ему – в чем и пытаются своих «возлюбленных» убедить авторы «боготворящей» нас лести. Так вот, духовно слабый человек, будь то женщина, поддавшаяся чарам искусителя, либо мужчина, ставший жертвой роковой красотки, погружаясь в такую вот «химию» страсти, теряет не просто голову от нее, а собственное «я». По вине соблазна из человека, идущего в жизни по своему пути (и потому по-особому меняющему мир к лучшему), превратившегося в зверя, движимого всеми известными инстинктами: от Обжорства до Гордыни. Или, другими словами, трансформируясь в некий кусок плоти без души, в материю без идеи, в «ян» без «инь». То же, кстати, происходит с теми, кто эту страсть пытается в нас вызвать. Делая вид, что любит нас, но, в сущности, обожая лишь самих себя и потому пытаясь не пожертвовать ради нас чем-то, а завладеть нами – как трофеем, который тешит самолюбие. 
– В Крыму поэты и писатели чаще любили, становились жертвой «животной» страсти или все же сами пытались ее разжечь, дабы получить заветную порциюсил для жизни и творчества?
– Каждый по-разному. Влюбленность, например, Александра Пушкина в Марию Раевскую, с которой он много времени проводил на полуострове, я бы отнес к третьей модели связей.По сути, ради этой барышни он ничем не жертвовал, а стало быть, вряд ли ее любил, но при этом все равно считал музой. Чье влияние исследователи находят в целом ряде пушкинских стихотворений, поэм идаже в романе «Евгений Онегин». Не потому ли, что Александр Сергеевич «питался» аурой Марии Николаевны, на много лет превратив ее своего «донора»? Нечто похожее можно сказать и о Марине Цветаевой, которая в Коктебеле встретила Сергея Эфрона,впоследствии вступив с ним в брак. Всю жизнь потом она то жалела о своем решении, изменяя супругу и с мужчинами, и с женщинами, то, наоборот, считала его правильным, продолжая рожать детей от этого человека. Есть ли место в этой истории любви? Думаю, нет, потому как если бы я ошибался, замужняя Цветаева держала бы себя в руках перед лицом искушений, жертвуя собственными «хотелками» и не поддаваясь им всякий раз подобно животному, которое не способно к самоограничению. А значит, здесь, как и в случае с Пушкиным, мы, скорее всего, имеем третью модель связи, когда тот, кто «не от мира сего», использует вторую половинку в качестве источника энергии. Несколько иная ситуация с Ильей Сельвинским, который сам стал жертвой «химии». Из-за самой красивой и богатой евпаторийки Лизы Авах. Но, читая его стихотворения, понимаешь, что эту женщину поэт, скорее всего, любил, потому что ради нее он как раз был готов на жертвы. Позже, конечно, жизнь сводила Сельвинскогос разными женщинами, но сердцеедка из Евпатории оставила в его творчестве больше всего следов – в виде образа таинственной незнакомки в «красном манто».
– Увлечения, странные союзы, безответная любовь. Неужели Крым не может дать представителям искусства что-нибудь стоящее?
– Мне иногда кажется, что поэты и писатели так преданы творчеству, так как просто не в состоянии впустить в свою жизнь здоровые отношения. Вот и гоняются они, подобно вурдалакам, за интрижками, которые дают им необходимые силы. Безответная любовь, к слову, в их случае даже более ценный ресурс, чем «животная страсть». Потому как страдать она заставляет ой как сильно.А ведь именно благодаря несчастной любви в наших жизнях меняется многое! Недаром же говорят, что за каждым успешным человеком стоит тот, кто его предал. Потому как именно разочарование в отношениях – самый действенный повод порвать с напоминающим о них образом жизни, попробовав изменить свою судьбу в корне. Что прекрасно понимают не только простые «грешники», заводящие романы «на стороне», но, видимо, и те, кто «не от мира сего».
