«МК в Крыму» выяснял, так ли это.
Пламенная страсть
Ивана Билибина без зазрения совести можно окрестить счастливчиком - удача ластилась к нему, как домашняя кошка. Он успешно закончил юридический факультет Петербургского университета, а после, внезапно решив переквалифицироваться, шесть лет учился живописи у самого Ильи Репина, стал одним из первых в объединении «Мир искусства», еще молодым заслужил признание коллег, народную славу и репутацию художника, работы которого являются прекрасным капиталовложением, отчего его покупали миллионеры и придворная знать.
Казалось бы, с таким приобретенным багажом духовных и материальных благ за плечами можно почивать на лаврах или как минимум с головой погрузиться в творчество и творить, творить, творить... Но не тут-то было. И всё потому, что его снедала одна, но пламенная страсть. Страстью этой были женщины.
Говорят, отнюдь не на всех людей снисходит счастье встретить свою любовь, единственную и неповторимую. Ивану Яковлевичу единственные и неповторимые встречались не раз и не два. Была у него и привычка жениться, чтобы дать понять женщине, что никакого «потом» не будет. Однако «потом» случались с завидной регулярностью. Еще раз, еще раз, еще много-много раз...
Первые две жены, официальная и гражданская, русская англичанка Мария Чемберс и бывшая ученица и тоже англичанка Рене О`Коннель, бросили его не корысти, а гордости ради. От третьей супруги, Шурочки Щекотихиной-Потоцкой, с которой был бесконечно счастлив, Билибин сбежал сам, внезапно, за шесть лет до смерти, вернувшись на родину.
Такова тройка тех, кто выиграл главный приз называться женой великого человека. Однако на этом почетном пьедестале место бронзового призера могла бы занимать совсем другая женщина, сместив Шурочку на одну позицию, а может (кто знает?), и вовсе исключив ее из списка. Могла бы, но не захотела. Этой несговорчивой особой оказалась Людмила Чирикова.
Людочка выросла буквально на глазах Ивана Яковлевича. Была она дочерью соседа по даче в Батилимане и постепенно, из года в год, из маленькой шаловливой девочки превращалась в весьма привлекательную барышню, достоинств которой наметанный глаз художника просто не мог не оценить.
«В 1918 году, когда революция была в полном разгаре, наша семья - писателя Е. Н. Чирикова - оказалась в Бати-Лимане и застряла там надолго, так же как и другие обитатели имения, - пишет Людмила Чирикова в своем ностальгическом опусе «Вспоминая Билибина». - Тогда еще многие пайщики не успели построить себе дома, наш дом, как и большинство, был не совсем достроен. Билибин же сразу приобрел себе бывший рыбачий домик около пляжа. Он шутя часто говорил: «Это самое хорошее место, чтобы полюбоваться, как купаются наши прекрасные юные бати-лиманки». Тогда была им написана поэма - «Мыло-кил» (кил - разновидность отбеливающих глин, изобилующих на черноморском побережье, после революции, в условиях всеобщего дефицита, местные жители использовали эту глину в качестве мыла - прим. авт.)…»
Поэма эта, кстати, весьма фривольная. Вот лишь некоторые цитаты: «Волны, сонно набегая, / Чуть лобзают знойный брег. / Вот красавица нагая / Направляет в море бег...», «Наклонившися, находит / У одежды Мыло-Кил. / Пеной мыльною покрыта / Дева, словно Афродита. / Что из пены родилась. / Пена тело покрывает, / С персей, рук и ног стекает, / Пена с пеной волн слилась...», «Ах! Зачем я не родился / Тем счастливым Мылом-Кил? / Я бы в пену превратился / Из своих всех мыльных сил!.. Боги! О, почто не Кил я, / А всего лишь человек? / Сколько вас бы ни просил я, / Не исполните вовек! / И уйду я, мрачный с виду, / Завернувшийся в хламиду, / Злой и страшный, как упырь. / Девы, вы купайтесь в море, / У меня на сердце - горе: / Путь мой - прямо в монастырь!..»
Конечно, ни в какой монастырь Билибин не собирался. Да и самая желанная дева от него вовсе не ускользала - 21-летняя Людмила Чирикова брала у именитого 42-летнего художника уроки рисования. Правда, в качестве героя-любовника воспринимать его категорически отказывалась. А его не оставляла надежда. И, отправившись в октябре 1918-го в Ялту, Иван Яковлевич решился-таки на признание. Его он, как всякий прирожденный романтик, изложил на бумаге: «…Я уже долго боялся сказать Вам это слово из пяти букв, слово с двумя буквами "ю", милое волнующее слово… Если б Вы знали, какое я переживаю хорошее время! […] на душе у меня сплошная музыка. Возраста нет. Я молод, как мальчишка». Но Людмила на все эти любовные провокации не поддавалась, отчего Билибин то впадал в отчаянье («Дева тешится себе! / Пусть тебе там и прохладно / И привольно и отрадно ... / Пусть утонешь ты в воде!!!»), то уходил в запой… Однако при всем при этом цели из виду не терял.
«Поди туда, не знаю куда…» - называлась сказка, для иллюстраций которой Билибин делал зарисовки своей второй жены Рене. Однако воплотить эту сказку в жизнь он смог благодаря или по вине Людмилы Чириковой, любовь к которой позвала Ивана Яковлевича в неизвестность.
Погоня за мечтой
Это были дальние и продолжительные странствия. Сначала вслед за Чириковыми он оказался в Новороссийске, где художник за бесценок продавал свои этюды и покупал на вырученные деньги кур, молоко, мандарины и вино, чтобы подкармливать заболевших тифом Людмилу и ее сестру Валентину, пока их отец и мать отправились в Перекоп выручать мобилизованного в белую армию сына-гимназиста. А позже, когда Евгению Чирикову пришлось выручать уже самого себя (он работал в ОСВАГе, информационно-осведомительном агентстве белой армии и прекрасно понимал, что пора бежать), Билибин, не раздумывая, последовал за семьей любимой. Так в 1920 году он оказался в Египте.
К счастью для всех, Билибину снова повезло - он получил большой заказ, снял мастерскую в Каире. Чирикова помогала ему. Еще бы, ведь в трудные дни болезни Иван Яковлевич стал для их семейства настоящим спасательным кругом. И она была благодарна. Однако замуж выходить по-прежнему отказывалась. Столь далеко ее благодарность не распространялась. А Билибин всё уговаривал: «Вас я носил бы на руках, старался бы, насколько могу, не ревновать… был бы Вам другом и учителем… Если Вы повторите Ваше «Нет», то останемся такими же друзьями, даже не друзьями, а мы будем братом и сестрой...»
Чирикова продолжала твердить «Нет». А в 1922-м уехала в Прагу. К Билибину же через некоторое время приехала другая бывшая ученица, та самая Шурочка, в объятьях которой он постарался забыть о своих крымских мечтах.
Ифигения в Тавриде
Из всех картин Аполлинария Васнецова самая интересная судьба досталась тесно связанному с Крымом произведению «Ифигения в Тавриде». Это одна из ранних композиций Васнецова на мифологическую тему.
Из древнегреческой мифологии и крымских легенд известно следующее. Собираясь в поход на Трою, греки долгое время не могли отплыть от берега - мешал сильный встречный ветер. Жрецы сообщили им, что на них разгневалась богиня охоты Артемида за то, что они убили ее священную лань. За это она потребовала принести ей человеческую жертву. На заклинание была обречена дочь фиванского царя Агамемнона Ифигения. В последний момент, когда над девушкой занесли нож, богиня сжалилась над несчастной, и на жертвенном камне вместо нее оказалась… лань. Ифигению же богиня перенесла в страну тавров, которые поклонялись богине Артемиде, именуя ее Девой. Артемида сделала девушку жрицей в таврском храме… Потом, спустя много лет, Ифигении все же удастся покинуть берега Тавриды. Но на картине Васнецова она навечно застыла на высоком крымском берегу с поднятыми руками. Она ждет, она призывает свою судьбу.
Интересно, что художник никак не мог удовлетвориться результатом своих стараний, он переписывал свою «Ифигению в Тавриде» много раз - в 1889, 1890 и 1924 годах. А в общей сложности работал над этим полотном на протяжении 35 лет! Интересно и то, что тот год, когда Аполлинарий Васнецов последний раз обратился к своей «Ифигении…», стал датой его последнего посещения Крыма. Из-за пошатнувшегося здоровья далекие поездки на юг и волшебные перемещения в сказку стали ему недоступны…
А впервые в Крыму Аполлинарий Васнецов побывал весной 1886 года. Поселился он тогда у троюродного дяди своего земляка и коллеги-художника Николая Хохрякова. Звали этого гостеприимного крымского дядюшку Александр Рязанцев.
Сегодня об Александре Александровиче Рязанцеве знают немногие. К сожалению. А человек он был весьма примечательный. За несколько лет до описываемых событий, в самом начале 80-х, этот потомственный почетный гражданин города Вятка (ныне Киров) продал свою долю в совладении Косинской бумажной фабрики и приобрел в окрестностях Ялты, неподалеку от Никитского ботанического сада, небольшое имение Темис-Су в Магараче (в переводе с крымско-татарского - «чистая вода» - прим.авт.). Приобрел, так сказать, для курортно-рекреационных нужд, но потом неожиданно для себя втянулся, стал исповедовать местный образ жизни, в частности увлекся виноградарством, и остался здесь «на ПМЖ».
Волшебные моменты
Но свою изначальную курортно-рекреационную функцию имение все же выполняло. В течение четверти века сюда приезжали те, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю русской живописи. Это братья Васнецовы, Михаил Нестеров, Григорий Ярцев...
Стоит упомянуть и то, что Аполлинарий Васнецов являлся для Рязанцева не просто гостем и даже не просто приятелем племянника. На даче «Нарданка» он был больше чем «свой». С 1878 года старший брат Аполлинария - Виктор Васнецов - состоял в браке с двоюродной сестрой Рязанцева - Александрой Владимировной. Родство, конечно, так себе, весьма опосредованное. Гораздо важнее для истории оказалось подлинное родство душ художников, веривших в сказку Васнецовых и постигнувшего волшебство Крыма Рязанцева.
«В честь меня он даже назвал дуб на мысу в его имении, под которым мы часто беседовали и отдыхали после обеда», - вспоминал в своих записках Аполлинарий Васнецов. И признавался: «Благодаря Рязанцеву я имел возможность узнать «настоящий Крым» не по курортам с пляжем и купающимися на нем в трусиках и без оных, но неподдельную природу горного Крыма. Поднимался на этюды высоко в горы, за скалу Поликистр с тяжелым рабочим инструментом: ящиком, скамейкой, зонтиком на плечах - и это мне ничего не стоило благодаря молодости, ногам. А главное - красоте крымской природы».
Художник много работал на пленэре, писал этюды, а потом, уже по возвращении в Москву, создавал законченные произведения.
Волшебные моменты пребывания на крымской земле, остановленные мастерской рукой художника Аполлинария Васнецова, - это 70 произведений с изображением природы и достопримечательностей полуострова. Двенадцать пейзажей в настоящее время находятся в собрании Мемориального музея-квартиры А. М. Васнецова, входящего во Всероссийское музейное объединение «Государственная Третьяковская галерея».
Столь большое крымское наследие - итог подлинного вдохновения, рожденного неподдельным восторгом. В том Аполлинарий исповедуется брату в письме, написанном в Гурзуфе: «Хотел я отдыхать в Крыму, а работаю без перерыва, делаю по три этюда в день. Да разве мог я утерпеть!.. Бирюзово-синее море, кипарисы, лавры, цветущие магнолии - был мир новых форм, неожиданных и прекрасных».
Неожиданно для самого себя Аполлинарий Васнецов нашел неподдельное очарование в старых крымских кладбищах. Он ощущал дух древних мифов и легенд и на своих холстах трактовал эту старую сказку на новый лад. Однажды Аполлинарий Михайлович даже заночевал среди могил. Случилось это на старом погосте Кучук-Ламбата. В итоге родилась картина «Элегия», на которой изображен склеп из белого камня с погруженным в печаль ангелом, сумерки спускаются на полуразрушенные, увитые плющом надгробья, кипарисы, раскачиваемые ветром, словно шепчут последнее прости душам, упокоенным здесь, и лишь одна душа еще не обрела покоя, на каменной скамейке застыл человек, кажущийся неуместно гармоничным среди этого неподдельного умиротворения…
Картину эту потом, когда ее выставили на всеобщее обозрение, высоко оценил и искренне хвалил Лев Николаевич Толстой.
