Наша последняя встреча с Сашей в Москве - позволю себе общаться с другом юности без официоза - произошла в старом дворике. Саша помогал мне написать первый сценарий к телевизионной программе. Он уходил тогда на более сложный проект и на свое место пригласил меня. На съемках в студии именно эта история стала лучшей. После возвращения Саши в Крым мы, конечно, пересеклись. Только теперь уже на уровне «автор - слушатель». Саша читал на одной из симферопольских площадок свою монопьесу «Чилонгола», а я с удовольствием слушала, сидя в зале.
Круг филологии
- Как получилось, что ты из Крыма уехал в Москву?
- Я с детства знал, чем хочу заниматься: всегда был выдумщиком. Только очень ленивым. Нельзя сказать, что тогда я много читал. Каждый раз открывал книгу и после двадцати, тридцати страниц, «вдохновившись», принимался писать уже свою. Как-то признался маме, что хочу стать писателем. Помню до сих пор даже место, где это произошло, на улице Карла Маркса. Мне было лет шесть-семь. Она без удивления ответила: «Ты должен поступать в Москву, в Литературный институт». Поступать сразу же после школы не решился и выбрал наш филфак. Кстати, решение было не таким простым. Мой отец, историк и краевед, хотел, чтобы я пошел по его стопам. Помню, как тяжело было прийти и признаться, что ты выбираешь другое. Однако неожиданно для меня отец спокойно ответил: «Не в моих правилах чинить тебе препятствия». Но думаю, он огорчился.
- Часто вспоминаешь наш филфак?
- Очень. Ну, ты же помнишь наш замечательный филфак того времени, наших профессоров, преподавателей. Совсем мальчик, после школы, ты приходишь в огромный амфитеатр, и сам профессор Мещеряков, бывший петербуржец, блистательный и строгий, читает тебе что-нибудь из Аристотеля! Боюсь называть сейчас другие имена, всех не назову, не хватит времени. Но согласись, это был уровень! Потом, в Москве, я в этом убедился. Литинститут ведь, что называется, заточен под другое. Без симферопольского филфака я бы точно остался невеждой.
- Чем отличался Литинститут от филфака?
- Я как-то озвучивал похожую мысль на Литературном радио в Москве, повторюсь. Литинститут был, прежде всего, местом встреч. В мое время туда часто поступали уже зрелые, сложившиеся люди. Мы учились не только у наших преподавателей, но и друг у друга. Учились жить, видеть или, наоборот, закрывать на что-то глаза… Помню, как однажды утром шли с другом на пары по Большой Бронной мимо «Маkдональдса», и как страшно хотелось есть, и как он вдруг сказал: «Слушай, а ведь мы живем настоящей писательской жизнью! Ты сегодня завтракал?» - «Нет». «А вчера ужинал?» - «Нет». «Я тоже», - признался он, а я знал, что полночи он дописывал к обсуждению на семинаре свой рассказ. Ну и вообще, легендарное общежитие на Добролюбова, 9/11. Идешь по коридору вечером - всегда в какой-нибудь комнате литературный диспут, выпивка или драка, что тоже бывает полезно. Кстати, окна общежития выходили на ту самую Останкинскую башню.
Кинопогружение
- Расскажешь о работе на телевидении сценаристом?
- Ну, тут всё просто. Начинаешь диалогистом, получаешь от более опытного писаки поэпизодник, строчишь диалоги. Постепенно учишься сюжетосложению. Это уже труднее. Мне повезло. Я попал году в 2005-м в хорошую команду британской компании «Fremantle Media». Каждый день, как на службу, мы ездили на окраину Москвы, где арендовались цеха бывшего завода. Наверху сидели с карандашами мы, «райтеры» (старая традиция западных сценаристов писать карандашами, а не ручками). А внизу для съемок было приготовлено 12 локаций разных квартир и офисов. С понедельника по среду мы выдумывали и простраивали линии, арки и прочую хрень, а потом назначались: «Мистер Понедельник» писал поэпизодник понедельника, «Миссис Вторник» - вторника ну и т. д. Готовые поэпизодники передавались диалогистам. Вот такой конвейер. И все мы тогда были новички в этом деле. Но у нас был отличный хед-райтер Стивен Заноски, англичанин, хорват по национальности, уроженец Новой Зеландии. Когда потом мы прощались, он сказал: «Ребята, я запускал это «мыло» во многих странах мира, но нигде не видел такого системного, мощного подхода к делу. Русские должны сами делать свое кино».
- Насколько мне известно, этим твое кино не закончилось: что было после «Fremantle Media»?
- Много разного. Но самое важное - совместная работа и дружба с Александром Леонардовичем Александровым. Был такой знаменитый сценарист. Автор «Ста дней после детства», снятого Сергеем Соловьевым, «Деревни Утка» с Роланом Быковым в роли Шишка, многих фильмов. У нас с Александровым был многосерийный литературно-исторический проект для Первого канала, прерванный, к сожалению, его смертью. Александров был потрясающий человек. Всё смеялся, например, насчет пьесы про своего «Шишка»: «Умудриться при советской власти написать пьесу про домового, про черта! И кстати, «Шишок» всю жизнь меня кормит лучше любого кино. Вот всегда, как только деньги заканчиваются - бац, приходит вдруг гонорар из какого-нибудь сибирского театра, новая постановка «Шишка»!»… После смерти Александрова и нескольких написанных сценариев большей частью я занимался сценариями в качестве шеф-редактора на разных проектах: 3 года в Киеве на СТБ, потом в Амедиа (Москва) и пр. Принимал заявки, поэпизодники, сдавал начальству сценарии, переписывал их, спорил с режиссерами, сидел в монтажке, много работал с начинающими сценаристами. И знаешь, мне нравится эта работа. Один американец как-то очень четко и смиренно обозначил всё это дело: «Бизнес рассказывания историй». Есть история. У меня, у тебя, у нашего друга, у твоего соседа. У каждого человека есть история, которую он может рассказать. Я сейчас не о «мыле», конечно. История - это и рассказ, и роман. Хотя вовсе не секрет, что сериалы уже давно, особенно зарубежные, перестали считаться низовым ширпотребом. Как когда-то скрипка перестала считаться инструментом бедных бродячих музыкантов и перекочевала в консерватории.
Жить где угодно
- Но эта работа, этот формат не для провинции: почему ты вернулся в Симферополь?
- Писать или править сценарии при нынешних технологиях можно где угодно. Ну, и теоретически в Москве меня всегда ждет мой угол... Но понимаешь… Кроме общей усталости от этого города, есть еще кое-что. Стоишь где-нибудь в центре Москвы у окна, смотришь вдаль, в туман, и видишь, вдруг, между дальних крыш - силуэт Чатырдага. Потому что ты привык его видеть с детства. Потому что Симферополь как будто остался с тобой, засел в тебе. И кроме того, - это главное, - за долгое время накопилась куча картонных коробок с записями, черновиками, идеями, сотни файлов, мегабайты… Все-таки я поступал в Литинститут на прозу. И это главное приходилось откладывать. Сейчас появилась надежда: вдруг станет хоть чуточку больше времени, больше радости, и я успею. Я очень медлительный. Но в жизни всегда успевал на подножку уходящего поезда.
