Свидетель первых строк
Они познакомились в 1956 году, когда вместе сдавали экзамены в школу-студию МХАТ. Большинство абитуриентов были москвичи, а вот Георгий приехал из небольшого крымского поселка Камыш-Бурун, в настоящее время это микрорайон Аршинцево города Керчь.
Учеба сначала давалась нелегко, сохранились архивы, содержащие отзывы о первых шагах начинающих артистов. В группе педагога Бориса Ильича Вершилова вместе с ними были Всеволод Абдулов, Геннадий Ялович, Валентин Никулин, Марина Добровольская, Роман Вильдан, Аза Лихитченко и др. На первых порах, например, педагог по дикции Саричева отзывалась, что «профнепригодны Мочалов, Травин, Епифанцев и, возможно, Ялович». Массальский отмечал, что «неважно движутся Никулин, Епифанцев, Высоцкий». Но царила атмосфера доброжелательства, и ученики стремились побыстрее искоренять свои недостатки.
Из-за неожиданной смерти Вершилова его группу возглавили опытные театральные педагоги Александр Михайлович Комиссаров и Павел Владимирович Массальский. Эти мхатовские мэтры любили неформально встречаться с учениками в обстановке культурного застолья. Совместные вечеринки часто проходили в увешанном мемориальными досками доме МХАТ на улице Немировича-Данченко.
Здесь же могли обсуждать вопросы творческого порядка, что в дальнейшем приносило свои плоды в учебных постановках и спектаклях, а также шуточных представлениях, присущих студенческой жизни. Георгий Епифанцев сохранил воспоминания, как и в связи с чем Высоцкий сочинил одну из первых своих песен: «Первый капустник - первое в нашей жизни представление, режиссером которого был наш однокурсник Геннадий Ялович ‹…›. Он тогда с нами знакомился, узнавал, кто из нас что умеет. И выяснилось, что я с детства пишу стихи, а Высоцкий знает несколько аккордов на пианино. И Ялович поручил мне написать слова песни, а Высоцкому подобрать музыку. Мы гуляли по Москве с Володей; я - с листком бумаги и карандашом, советовался с ним и никак не мог решить, о чем писать. Были такие творческие муки. Наконец мы пришли в сад „Эрмитаж“, выпили бутылку пива на двоих, больше денег не было у нас. И вдруг Высоцкий отобрал у меня бумажку, взял карандаш и написал, может быть, первое в своей жизни стихотворение, первую песню».
Среди планет, среди комет
Улетаем на крыльях фантазии
К другим векам, материкам,
К межпланетным Европам и Азиям.
Ведь скоро будут корабли
Бороздить океаны те вечные,
Чтобы системой мы могли
Межпланетных людей обеспечивать.
Коль будет жизнь среди миров,
Без актеров она не получится.
Актеры все, из всех веков
У системы искусству научатся.
Всё можем мы предугадать,
Что задумано, это всё сбудется!
Пройдут года, но никогда
Станиславского труд не забудется!
Среди планет, среди комет...1957
Георгий был восхищен внезапным открытием такого таланта у своего друга: «И вот тогда на скамейке, как когда-то Бурлюк Владимиру Маяковскому, я повторился: „Володя, да ты же гениальный поэт!“ И после этого Высоцкий у нас на курсе уже стал непререкаемым авторитетом, если нужно было писать, как он выражался, „художественные слова на белом листе бумаги“».
Конечно, восторги Епифанцева были бы не столь безмерны, если бы он уловил, что Высоцкий использовал мелодию и ритм популярной в то время песни композитора М.Е. Табачникова «Одесский порт», написанной на стихи И.Л. Френкеля и широко известной в исполнении Л.О. Утесова. Достаточно сравнить последние четверостишия:
Шумит волна, плывет луна,
От Слободки за Дальние Мельницы.
Пройдут года, но никогда
Это чувство к тебе не изменится.
Для студенческого капустника такое «подражательство» вполне допустимо, тем более что сам Высоцкий это прекрасно понимал. Но время капустников не прошло даром, Владимир овладевал своей, своеобразной техникой стихосложения, многообразной тематикой, навыками композиторского искусства и самобытного исполнения песен. Уже на этом примере можно заметить, насколько содержательней текст Высоцкого простенькой эстрадной песенки, ведь под «системой» имеется в виду театральная система К.С. Станиславского.
Роли и выходки
Еще учась в школе-студии, многие студенты начали сниматься в кино. Но если у Высоцкого это была вначале лишь эпизодическая роль, не упомянутая даже в титрах фильма «Сверстницы» (Мосфильм, 1959), то кинокарьера Епифанцева началась с главной роли в фильме «Фома Гордеев» (Киностудия им. Горького, 1959).
Но друзья были еще очень молоды, и у них случались мальчишеские выходки даже в стенах МХАТа. Об этом мы узнаем из приказа директора школы-студии В.З. Радомысленского от 14 января 1960 года: «13.1.1960 года студенты тт. Епифанцев Г.С. и Высоцкий В.С. устроили игру с ножиком, используя в качестве мишени классную доску во второй аудитории. В результате этой игры доска испещрена порезами». В наказание с друзей были удержаны, видимо из стипендий, по 40 рублей с каждого.
Но такие «срывы» можно объяснить тем, что учеба требовала большого напряжения. На последнем, четвертом курсе у студентов было много выпускных спектаклей, оцениваемых ведущими актерами и театральными педагогами МХАТа, выпускные экзамены по диалектическому и историческому материализму, истории советского театра, марксистско-ленинской эстетике, сценической речи, сценическому фехтованию, танцам, мастерству актера и т.п. В итоге Высоцкий и Епифанцев успешно прошли все испытания, и 24 июня 1960 года им выдали дипломы и присвоили квалификацию «актера по специальности актера драматического театра и кино».
После окончания школы-студии МХАТ пути друзей разошлись. Георгий был принят во МХАТ, на сцене которого выступал до 1990 года. Но в родном театре его не баловали ролями, и был перерыв в 1966-1967 годах, когда друзья вместе работали в театре на Таганке. Однако Георгий на Таганке проработал недолго и участвовал только в одном спектакле «Десять дней, которые потрясли мир». Возвратившись во МХАТ в 1968 году, он снялся в главной роли в телесериале «Угрюм-река». Роль Прохора Громова стала главной и в его актерской карьере, он получил всенародную известность, но вышло так, что в дальнейшем сниматься пришлось мало. Ни одной значительной роли после «Угрюм-реки» ему уже не предлагали, и после этого на его счету творческих удач не было.
Творческие силы он направил в другие области, стал писать картины, стихи, пьесы. Две пьесы были поставлены в родном МХАТе. В любимом театре, которому он отдал тридцать лет, большой роли для него так и не нашли. С отчаяния Епифанцев даже перевел с церковнославянского пьесу Феофана Прокоповича о крещении Руси в стихах! Он уходит из МХАТа от его руководителя Олега Ефремова и начинает выступления в провинции с моноспектаклем о тысячелетии крещения Руси. Но денег в то время, конечно, это не могло принести.
Бурные воды
По рассказу жены артиста Татьяны Васильевны, когда после распада СССР в 1990-х годах жить стало совсем не на что, Георгий решил: «Я ли не актер?! Неужели продавца не сыграю!» Оставив сцену, он отправился торговать на Киевский рынок. Финансовое положение наладилось так, что Георгий в шутку говорил: «Деньги линейкой меряю!» А вот тоску по своему призванию заглушить мог только алкоголем.
В фильме «Угрюм-река» его герою Прошке Громову предрекали такую судьбу: «Начало у тебя будет хорошее, середка бурная, а конец страшный». У актеров часто подобное случается не только на экране, но повторяется и в жизни… Именно алкоголь подвел жизнь знаменитого прежде актера к страшному концу. 27 июля 1992 года он переходил железнодорожное полотно в нетрезвом состоянии и был сбит товарным поездом. Рассказывая об этом, Татьяна Васильевна горько шутит: «Вот был человек! Простой электричкой его не возьмешь - только товарняком…» Поневоле вспоминается, как говаривал Владимир Высоцкий своим друзьям: «Если скажут, что я утонул, ищите вверх по течению…»
А ведь Георгий спас жизнь своему другу Владимиру именно тогда, когда друг тонул. Это произошло в период их совместной работы в театре «На Таганке». В то время театр впервые гастролировал по Закавказью. Об этом случае через много лет вспомнила Л. Абрамова.
Всем известно грузинское гостеприимство, а к тому же у главного режиссера «Таганки» Ю. Любимова в Тбилиси были друзья. К ним на дачу он однажды приехал в гости вместе с рядом актеров театра, и в их числе Высоцкий с Епифанцевым.
Богатое грузинское застолье на берегу реки Куры мало интересовало Высоцкого, на то время он был в «завязке». Сидеть за столом и смотреть на пирующих ему быстро надоело, и он отправился к реке. Мутно-желтые воды Куры очень бурные, вода ледяная, берега каменистые и крутые. Высоцкий был отличным пловцом, не привыкшим отступать: он разделся и поплыл. Но в этот раз не знал реки и не рассчитал свои силы - стало сводить ноги. Среди застольной компании только Георгий почувствовал отсутствие друга. На берегу он сразу понял обстановку, прыгнул в воду и настиг Высоцкого, когда тому уже почти не хватало сил бороться с рекой. Вдвоем друзья сумели благополучно выбраться на берег. Очевидно, что Георгию Епифанцеву помогла его крымская закалка, ведь свое детство и юность большинство крымчан весной, летом и осенью стараются проводить на Черном море, купаясь, ныряя, загорая и набираясь сил на зиму.
Несколько раз друзья вместе приезжали в Крым, обязательно заезжая в Керчь в родные места и домой к Епифанцеву, об этом узнал А. Тавровский от первой жены Владимира Л. Абрамовой. Об одной из таких поездок вспоминает двоюродная сестра Высоцкого Ирэна. Ведь ее родители тоже имели отношение к Керчи, и вот летом 1961 года там на пляже их семья встречает Володю и еще «какого-то очень красивого черноволосого молодого человека». Вечером в местном кинотеатре «Пионер» отец Ирэны и дядя Володи Алексей Высоцкий перед началом сеанса демонстрирует свой документальный фильм «Бегут голубые дороги», а Володя с Жорой дарят зрителям устное выступление. Володя поет.
О дальнейшем Ирэна помнит следующее: «Вскоре мой двоюродный брат уезжает в Севастополь. У него там съемки в фильме «Увольнение на берег». Жора Епифанцев остается. Он у себя дома, так как родился в поселке Камыш-Бурун, что в пятнадцати минутах езды от Керчи…»
Лякремоза
К сожалению, с годами друзья встречались всё реже и реже. Об одной из последних встреч сохранилась запись Епифанцева: «Жор, помнишь, как звонили по всей Москве, трешку не могли занять. А сейчас сколько бы мне дали взаймы, с радостью, за счастье почли бы, суки… Во, можно бы загулять на год, на всю жизнь… Но когда теперь? Ни часу ж нету! Во жизнь! Ну, пока! - Пока!» У каждого была своя жизнь, всё меньше оставлявшая места для дружеских отношений. К тому же Георгий был скромным человеком, не претендовавшим на особую роль в жизни Высоцкого.
Когда Высоцкий умер, Георгий был в Москве и участвовал в проводах своего друга. И здесь студенческая дружба, вернее некоторые эпизоды того времени, едва не сыграли с ним злую шутку. Эти воспоминания можно было бы озаглавить «Кто смеялся на похоронах Высоцкого?». Епифанцев утверждает: «Так вот: на поминках Высоцкого администратор, который устраивал похороны (с Таганки), рассказал, что Володя завещал ему, чтобы во время похорон в траурную музыку вмонтировали раза три-четыре «Лякрэмозу» (так у Епифанцева - прим. авт.) Моцарта, и сказал, что один человек (но не сказал кто) на похоронах умрет от смеха».
И вот во время похорон происходит с Георгием следующее: «Играет музыка, опять «Лякрэмозу», тут мне стало смешно, а когда в третий раз ее запустили, тут меня начал душить смех, чуть не умер; не хохотать же мне во весь голос, еле выбрался из толпы, зашел в кабинет к Любимову, уговаривал сыновей Высоцкого выпить чаю…» Конечно, это был приступ нервического, истерического смеха, который Епифанцев с трудом смог подавить. Но в чем же его причина?
Оказывается, к лету 1960 года Епифанцев от гонорара за фильм «Фома Гордеев» приобрел кооперативную квартиру, и празднование новоселья у друзей превратилось в оригинальную «игру»: «у каждого своя бутылка коньяку, блюдечко с лимоном и хрустальные рюмки «баккара». Раздевались, ложились на пол, каждый у своей бутылки, выпивали по рюмке, заводили пластинку и, сложив руки на груди, представляли, что мы умерли, а по нам человечество рыдает, играет, поет Моцарта». У Епифанцева был отпуск, а Высоцкий был вне театра, показывался в «Современник» (Ефремов не взял), еще до Таганки. Сначала слушали «Реквием», но потом из понятных причин стали использовать «Лякремозу», она гораздо короче, и после каждого исполнения выпивалась рюмка, а пластинку заводили по очереди. Как утверждает Епифанцев: «Бывало, при гостях - как зазвучит «Лякремоза», мы из любого положения на пол бряк, и что хотите с нами делайте, но пока «Лякремоза» не кончится, мы не шелохнемся».
Оснований не верить этому рассказу у нас нет, и выходит, это еще одно подтверждение феноменальной памяти Владимира Высоцкого. Он не забыл эти дружеские забавы своей молодости и использовал их, чтобы передать своему другу последний прощальный, посмертный привет.
Известно, что дружить Высоцкий умел и дружбу ценил гораздо выше материальных благ. После его смерти оказалось, что у него в друзьях числится чуть ли не полстраны. А некоторые его верные друзья, но скромные люди оказались в забвении. Одним из них и был Георгий Епифанцев, наш крымчанин, также оставивший свой след в жизни Владимира Высоцкого, чье 80-летие мы отмечаем в этот, 2018 год.
ЕЩЕ БОЛЬШЕ КРЫМСКИХ ИСТОРИЙ О ВЫСОЦКОМ В НОВОЙ КНИГЕ ВАЛЕРИЯ МЕШКОВА
