- Людмила Ивановна, от кого у вас этот несгибаемый характер с таким запасом прочности?
- В основном все от моей бабушки, и, прежде всего терпение, которому всегда удивлялись мои друзья и коллеги. Она меня учила с пониманием и уважением относится к людям, прощать их недостатки. Белорусы же люди очень добрые. А у меня корни белорусские, мои бабушка и дедушка по маме из Могилевской области. И прадед оттуда – у него мельница была на Днепре, и его как колдуна в округе знали. Думаю, мне и от его силы тоже передалось в наследство – я же тоже кое-что могу. А как же! Вы думаете, зал держать – это просто? Это тоже волшебство! Ну и от родителей досталось «приданное». Мама всегда поддерживала и поощряла мои занятия музыкой, ритмикой, балетом. Ну и конечно же по выходным она водила меня в театр или в кино. Я уже тогда грезила сценой, и в детстве у меня не было сомнений – кем я хочу стать: только артисткой!
- И с театром вам повезло. Вы ведь практически со дня основания в «Современнике»?
- Первый сезон был в 56-м, а я в «Современнике» с августа 57-го, когда меня позвал Олег Ефремов. Всё начиналось как студия молодых актеров под его руководством, и костяк составляли выпускники школы-студии МХАТ, мои однокурсники: Галя Волчек, Игорь Кваша, Света Мизери, Женя Евстигнеев. Нас взяли на договор во МХАТ, было всего 15 человек сначала. И мне посчастливилось быть рядом с возникновением этого чуда. Ведь в 60-70-е к нам все бежали смотреть правду о нашей жизни, талантливо показанную. Я помню, когда мы приехали на гастроли в Ленинград, то перед кассами стояли раскладушки: люди ночами стояли, ждали своей очереди, чтобы купить билет! Людей же везде и во всем обманывали – вокруг фальшь, и вдруг появился кто-то, кто говорил правду. Чего стоила только наша постановка «Голого короля»?! Люди ахнули, когда увидели откровенно, остро и смешно были показаны и правительство, и его министры нежных чувств, и генералы. А вот сейчас все молчат – нравится, не нравится, творятся какие-то, на мой взгляд, ужасающие вещи, а все молчат…
- Каким вышел ваш дебют в кино?
- Когда я была совсем молодая, никто меня не брал в кино. Брали только, чтобы фотографию взять – для отчета. Первый раз у меня был совсем маленький опыт в «Добровольцах». Я бы сыграла там роль, но в «Современнике» тогда в 57-м, не разрешали нам сниматься. Поэтому у меня в «Добровольцах» всего лишь крошечный эпизод. Причем его все видят, запоминают и если по телевидению показывают, то обязательно сразу звонят (смеется). Но я там - комсомолка в берете - даже ни одного слова не говорю, только хочу сказать речь – такой немой порыв. И это почему-то заметно. За свой дебют я получила 400 рублей и на память купила себе торшер, чтобы он мне светил и было красиво. Один грибок у него был красный с белыми горошинами, а другой желтый. Я подумала, что это первые деньги, которые я заработала, и я буду все время видеть это и надеяться, что у меня еще будет много фильмов (смеется). Но следующий фильм, не считая каких-то эпизодов, случился, когда мне уже было больше 30 лет. Это «Учитель пения». И у меня там сразу большая главная роль. Я снималась в Ленинграде. Мы приехали туда на гастроли с театром и меня там пригласили. 
- И это была ваша первая Клавдия…
- Да, Клавдия Петровна Соломатина. В фильмах меня действительно почему-то часто зовут – Клава. По-моему я раз пятнадцать сыграла Клаву, а еще раз шесть Марию, четырежды Зинаиду, трижды Шуру…
- Вы эти персонажи и вправду поименно помните?
- Ну что вы, кончено помню! Я же их всех люблю. Над всеми, даже если это небольшой эпизод, я работала очень подробно, вот как будто я диссертацию писала. Почти у каждой есть прототип. Я никогда не относилась к маленькой роли как к эпизоду, я всегда старалась сыграть судьбу. Я характерная артистка, но мне никогда не давали играть про любовь, что-нибудь романтическое. Я даже в «Служебном романе», где все влюблены, тоже хотела смотреть на кого-нибудь влюбленными глазами. Но Эльдар Александрович Рязанов сказал: «Идите, собирайте взносы!». И я пошла… Еще в кино я всегда играю очень добрых, любящих, бесконечно заботливых жен. Я начала с этого в «Учителе пения» и моим партнером был Народный артист СССР Андрей Алексеевич Попов, а дальше «Суета сует», «Шанс», где я играла с изумительным артистом Бориславом Брондуковым, потом с потрясающим актером Виктором Павловым. А особенно я люблю фильм «Кот в мешке» - там Брондуков играл алкоголика, который приехал на заработки в деревню и обещал на мне жениться. В финале он уплывает на теплоходе, а я все бежала по берегу за ним, а он мне кричал: «Я вернусь!». Роли эти небольшие, но я никогда не страдала оттого, что они не самые главные, ведь у меня всегда были в партнерах лучшие актеры и я этим богата. За все, что мною создано я заплатила сполна своими эмоциями, нервами, горестями (говорит со слезами на глазах).
- Но наибольшего успеха у зрителей снискала ваша Шурочка из «Служебного романа»…
- У меня ведь хорошие роли были и до, и после «Служебного романа». Вот сам Рязанов мне признавался, что на окончательный выбор (а конкурентками Ивановой были Римма Маркова и Нина Агапова – прим. авт.) повлияла моя Надежда из фильма «Помни имя свое» - его взволновала сцена в телефонной будке. Но люди запомнили именно эту роль и меня до сих пор Шурочкой называют – это как приставка к моим званиям и достижениям (смеется). Ведь у меня фамилия еще такая, знаешь - абсолютно ее никто не помнит. Фамилия эта, как будто и нет фамилии… И поэтому раньше при решении каких-то вопросов по телефону уточняла, что я Шура из «Служебного романа» - и это всегда срабатывало.
- Потом у Рязанова вы снимались лишь однажды…
- Да, в «Небесах обетованных» я играла кошатницу. И тоже была в своей роли. Я же безумно люблю животных. И природу люблю, и вообще жизнь люблю. И сочувствую животным, поскольку они беспомощны, без нас им трудно. На съемочной площадке был смешной и трогательный одновременно момент. Когда мне принесли этого рыжего кота, который сидел у меня на плече – мне сказали: «Он старый, пенсионер уже, живет в клеточке, на заслуженном отдыхе, в уголке Дурова. И очень дисциплинированный! Так что не волнуйтесь, никуда он не сбежит». А на мне было зимнее пальто, а вокруг все знаменитые актеры Гафт, Русланова, Ахеджакова – все-все были. И перед кадром – конечно отбили дубль хлопушкой: «Хлоп!» А бедный старый котик от неожиданности – конечно никуда не соскочил, он просто обделался от страха – прямо на это пальто, у меня на плече. И всех артистов тут же смыло с площадки: «Фу! Невозможно здесь находиться!». Мне так стало жалко кот,а и я ему говорю: «Котик, я тоже не молодая уже и вполне тебя понимаю. Ты уж, ради бога, не волнуйся и не стыдись. Ну что тут? Сейчас все выстирают, вымоют».
- Не все ведь знают, что ваши песни исполняли и записывали на пластинки настоящие звезды эстрады Анна Герман, Майя Кристалинская, Гелена Великанова…
- Я же с ними дружила. Когда услышали мою первую песню, захотели и вторую, и третью… Жаль, Анна Герман успела спеть только одну мою песню «Пожелание счастья», а хотела спеть все мои песни – это правда. Еще она спела две песни моего мужа – Валерия Александровича Миляева «За стеной пиликает гармошка» и «Приходит время». Увы, нам пришлось недолго дружить. Помню в один из приездов в Москву, анна позвонила мне и сказала: «Милочка, мне очень плохо, я не могу встать на ноги, найди мне врача». А Стася Садальский тогда только что вышел из больницы Склифосовского - он на съемках упал с балкона… Ведь у нас у артистов очень опасная профессия. Он упал – переломал себе руки и ноги, поэтому у него были знакомые врачи. У меня же тогда вроде не было бед никаких, я позвонила ему, говорю: «Стасик, давай, помогай. Анне Герман вот нужен срочно врач». И мы нашли врачей. Они сказали, что немедленно надо либо в больницу, либо домой, потому что это был уже рак… Да, она спела мое «Пожелание счастья» - такая послевоенная песня, когда женщина вспоминает, видя, как танцуют молодые, как она провожала своего любимого и «мы с тобой, любимый, не дотанцевали» и желает счастья молодым…
