Кларка татары угостили «громадным белым огурцом»
Профессор Кембриджского университета, минеролог, собиратель редких мраморных скульптур и изобретатель трубки для пайки стекла Эдвард Кларк (1769-1822) побывал в Крыму в самом начале ХIХ века. Этот вояж позже нашёл своё отражение в книге 1813 года «Путешествия по разным странам Европы, Азии и Африки Эдварда Дэниэля Кларка. Часть первая. Российская Татария и Турция».
«Когда мы продвинулись немного дальше от берега, нам открылся прекрасный вид на все крымское побережье, протянувшееся с запада на восток от Криу-Метопона до Судака, - рассказывал своим соотечественникам англичанин. - Г-н Криппс, будучи в это время в горах, наслаждался еще более обширной панорамой и смотрел оттуда на наше маленькое суденышко как на пятнышко посреди волн. Он сделал перерыв на время жаркого полудня, как это принято было у татар во время путешествий, а вечером, перед закатом, приехал в Алушту, в то время, как наш лодочник бросил якорь у берега.
Отсюда мы наслаждались видом на гору, называемую Чатырдаг, известную Страбону как Трапезус, чья высокая вершина выглядывала над облаками, окутавшими словно вуалью всю его нижнюю часть. Высота этой вершины не превышает 1300 футов (т. е. 396 метров. Кларк ошибается: высота Чатырдага более 1500 метров. – прим. переводчиков), однако она так быстро поднимается от побережья над Алуштой, что его высота кажется гораздо больше. Почти весь Крым виден с его вершины в ясную погоду. Татары утверждают, что с этой горы можно увидеть всю крымскую степь вплоть до Перекопского вала. Ничто не может помешать человеческому взору, брошенному, насколько это возможно, вдаль, ведь вся северная часть полуострова такая же плоская, как и вся остальная часть большой восточной равнины. Село Алушта, бывшее некогда местом значительной важности, все еще сохраняет некоторые следы своей античной славы. Руины крепости, построенной вместе с крепостью Гурзуф Юстинианом, согласно Прокопию, все еще видны на обрывах, обращенных к морю. Три ее башни сохранились, как и каменная стена, двенадцать футов (3,6 м) высотой и около семи футов (2,1 м) толщиной. В настоящее время Алушта состоит из немногочисленных татарских домов: в одном из них мы провели ночь. Я не заметил здесь ничего необычного, за исключением мелкой породы буйволов, самки которых были чуть крупнее наших телят на рынках.
В Алуште мы закончили наше путешествие вдоль побережья; и в пятницу утром, восьмого августа, мы отправились далее по маршруту через Чатырдаг в Акмечеть. Мы ехали какое-то время через восхитительную алуштинскую долину, где растут яблони, груши, сливы и гранатовые деревья, виноград и оливки; мы начали подниматься в гору и прибыли в село Шума. Здесь татары принесли нам на завтрак громадный огурец, о которых мы ранее упоминали (вероятно, речь идет о кабачках. – прим. переводчиков). Семена этого растения, завезенные в Англию, в нашей стране не прижились. Белые как снег плоды, несмотря на удивительный размер и длину, которых они достигают, такие же хрустящие и свежие, как обычный молодой огурец. Этот овощ мог бы стать ценным растением для бедняков, если бы стало возможным окультурить его в других частях Европы. Этот и всевозможные другие овощи вместе с различными видами дынь и тыкв занимали все татарские огороды. Привычка варить усики и молодые плоды тыквы обычна не только для Крыма, но и для всех бывших владений Турецкой империи. Нас часто угощали этим овощем, и мы нашли его очень аппетитным.
Уэбстер устроил на кухне переполох с куском бекона
Пятый сын шотландского священника, студент Эдинбургского университета, путешествовал по Европе, Азии и Африке, в 1827 году добрался и до нашего полуострова. Несколько дней Джеймс Уэбстер (1802-1828) провел в Севастополе, что и было зафиксировано в его записках «Путешествие через Крым, Турцию и Египет в 1825-1828 годы, включающая последнюю болезнь и смерть императора Александра и русский заговор 1825 года».
«Мы тронулись в одиннадцать часов и, проехав мимо Чатырдага, прибыли в Алушту в четыре часа пополудни, - делился своими путевыми заметками Джеймс Уэбстер. - Склоны горы, именуемой Чатырдаг, покрыты чрезвычайно пышной растительностью. Вершины деревьев закрывал горный туман, который время от времени расходился, и тогда можно было видеть небольшие скалы и вершины с пиками, вокруг которых кружили орлы и другие хищные птицы. Алушта построена на склоне вроде террасы таким образом, что плоская крыша одного дома служит прогулочной площадкой для людей, живущих в более высоком. Такие дома выстроены здесь в семь или восемь рядов – однокомнатные, очень низкие, с портиком на фасаде и шириной около восьми футов. Мечеть окружена старыми огромными ореховыми деревьями. Это грубое сооружение из дерева и глины с выступающей крышей и с деревянными перилами спереди. Из-за ограды кричал священник, что для людей несведущих казалось смешным; наконец, увидев, что никто не придет, он спокойно достал кисет, забил трубку табаком и медленно удалился, как во время религиозной церемонии, в соседнюю мельницу для освящения. Когда священник вернулся, к нему присоединился старый мужчина, они расположились на скамейках перед входом в мечеть и начали что-то быстро бормотать; мы оставили их за этим религиозным занятием. На плоских крышах домов несколько татар сидели на корточках и курили, окруженные детьми. Мы подыскали себе чистый и уютный ночлег с подушками. Когда татары варили суп, один из нас кинул туда кусок бекона, от чего помощники повара закричали: «Мы больше не сможем есть из этого горшка». Однако мы их убедили, что это был не бекон, а бедро баранины, и поэтому горшок был спасен от последствий осквернения. Мы купили здесь молока, птицу, яблоки, виноград, грецкие орехи…
В воскресенье мы оставили Алушту, которая по мере нашего удаления открывалась нам с великолепной точки – виднелись террасированные дома, наполовину окруженные деревьями. У нас сложилось впечатление, что здесь жители заняты двумя основными видами деятельности – помолом зерна, осуществлявшегося с помощью трех лошадей, живо бегающих по кругу, и стрижкой овец. Каждый раз, когда мы приближались к незамужней женщине, она убегала, прячась за дымоход или за трубу, а то и сразу бросалась в дом. Если вы встретите их на дороге, они закрываются вуалью, особенно молоденькие – те быстро разворачиваются и, как и подобает, убегают за покрывалом. Мы заметили, что они часто выглядывали из своих убежищ, чтобы посмотреть на проходящего мимо незнакомца. Они все одеваются по-татарски или же в турецком стиле, носят штаны, а на улице ходят в тапочках, с заплетенными волосами, или, если замужние, с завязанным платочком…»
Скотт заблудился в ночной алуштинской деревне
Английский путешественник, который объехал Европу, Азию и Африку, и на полуострове оказался перед самой Крымской войной, судя по его записям, занимался в основном шпионажем. Тем не менее, ценны и интересны его описания Бахчисарая. Книга «Балтийское, Чёрное море и Крым, полное путешествие по России, вояж вниз по Волге до Астрахани, и тур по Крымской Татарии Чарльза Генри Скотта» была издана в Лондоне в 1854 году.
«Отсюда начинается спуск в 13 верст до Алушты, откуда открывается прекрасный вид на Черное море, а при взгляде назад представляются пейзажи, которые игривая Природа одарила живописным прикосновением своего светлого гения и безупречного вкуса, - описывал окрестности Алушты английский путешественник. - Тут мы пересекли некий рубеж, отделяющий широкую степь, по которой холодный северный ветер зимой метет слой мертвого снега (подобный климат необычно суров для этих широт), – от тёплых и солнечных районов юга, в которые мы въезжали. По обеим сторонам от нас виднелись татарские дома, утопающие в тутовых и ореховых рощах, на заборах которых висели для просушки зелёные табачные листья. Деревни живописно раскинулись на склонах холмов, так что крыши одного ряда домов террасой образовывали улицу над другим, напоминая в целом некую гигантскую лестницу. Дальше в долине как благородные деревья росли взметнувшиеся ввысь высокие тополя, покрытые густой листвой. Яркие горные ручейки, блистающие на солнце, были скрыты в тени мирта и липы, и широкими полосами тянулись насаждения виноградной лозы, с которых свисали гроздьями кисти винограда, поскольку сбор его еще не начался. Около семи часов вечера мы приехали в татарскую деревню Алушта. Проведя в дороге всю ночь с момента выезда из степи, мы поинтересовались о состоянии мест для ночлега на почтовой станции, после чего мы выбрали меньшее из двух зол и решили провести ночь в тарантасе. Решив столь важный вопрос с ночлегом, мы отправились на поиски ужина, и нашли, к своей удаче, прекрасное горячее блюдо из тушеной баранины в весьма хорошем татарском кафе. Когда мы расправились с ужином, вечерние сумерки уже опустились вокруг нас, и мы долго искали путь обратно, проходя через узкие переулки к почтовой станции, находившейся на окраине села. Сейчас Алушта невелика, но во времена генуэзцев она была резиденцией епископов и многолюдным надежно укрепленным городом.
В Алуште живет достаточно много русских, для религиозных нужд которых необходима была церковь. Мы весьма оживились, увидев небольшое очень приятное и тихое сооружение из камня, которое сделало бы честь деревням Англии. Церковь по форме и внешнему виду довольно сильно отличалась от других, которые мы видели ранее в этой стране: она состоит из одного нефа, не имеет куполов, имеет отдельно стоящую колокольню, некрашеную крышу – практически неизменный придаток церквей в России, но имела башню, образующую вход, увенчанную шпилем. Эта греческая церковь была наполнена духом смирения. Этот феномен мы не могли понять, я и сейчас не могу его объяснить, но мы должным образом почувствовали и описали сей факт.
Алушта никогда не была, и никогда не будет важным торговым портом за неимением гавани; но в хорошую погоду она становится очень удобным местом для продажи продукции, произведенной неподалеку, особенно весьма популярного льняного семени. Лен наряду с табаком и виноградом широко здесь культивируется…»
Олифанта возмутил навязчивый сервис алуштинцев
Лоренс Олифант (1829—1888) — британский писатель, путешественник, дипломат и христианский мистик. Он служил секретарем лорда Элджина в Канаде, состоял при главной квартире Омер-паши в годы Крымской войны и возглавлял британскую миссию в Японии. Его впечатления от Крыма нашли свое отражение в книге «Черноморское побережье России осенью 1852 г., путешествие вниз по Волге и по стране донских казаков» (1853).
«Татары, в отличие от других людей, предпочитают, как правило, крутую сторону холма для размещения своей деревни вместо более «подходящих строительных участков», - делился своими наблюдениями Лоренс Олифант.- Раскапывая склоны холма для размещения своих жилищ, эти строители избежали необходимости строить задние стены своих домов, заполняя вместо этого грязью углы по бокам. Крыша, таким образом, как бы проектируется прямо из холма, идеально плоская и покрытая глиной. Она нависает над фасадной стенкой и, опираясь на подпорки, формирует своего рода веранду. Таким образом, когда путешественник проходит под одним из этих коттеджей, крышу не видно вообще, в то же время, если он будет над домом, то крыши будут иметь вид миниатюрных площадок для сушки зерна или кофе, если бы не дым, выходящий из грязных конических труб. Последние служат не только в качестве отверстий для дыма, но и как средство вербальной коммуникации с находящимися в доме. Но темной ночью путник может легко сбиться с пути, наехать на одну из этих крыш, и его появление в доме подобным образом будет слишком резким и противоречить всем известным нормам этикета.
Культивирование винограда в долине Алушты стало развиваться гораздо раньше, ем в других частях Крыма. Почва здесь богатая и питается двумя горными потоками, разделяющими долину, что дополнительно способствует выращиванию винограда. Кроме обширных виноградников, здесь по соседству располагаются обширные табачные плантации. Перед нами появлялись опрятные русские домики разного достатка, а также новенькая хорошенькая церквушка, расположенная в прелестном месте, которую было трудно не заметить. На почтовой станции мы встретили нескольких путешественников, беспомощно ожидавших лошадей. Два господина, прибывшие прямо из Москвы, на руках у которых были «подорожные» с самыми срочными распоряжениями, больше суток провели здесь – ели виноград, курили и спали. Они рассказали нам, что мы, судя по всему, не получим лошадей в ближайшее время, по крайней мере – не раньше завтрашнего утра. Они дали смотрителю взятку, самую большую из тех, то могли предложить другие несчастные, собранные под этой крышей и, очевидно, были готовы откупиться и от нас. Мы, дабы не вступать в бесполезную конкуренцию, обсуждали замечательную систему, от которой мы все страдали, и которая была бы непревзойдённой по своей эффективности в какой-либо другой стране.
Поразительно, что у двух народов, так разительно отличающихся друг от друга есть одна общая черта. Диаметрально противоположные друг другу в своих привычках и чувствах, в душе они одинаково сентиментальны, что находит отражение в их поведении, и для путешественников это крайне утомительно. Общим является и то, пожалуй, что и русский, и американец безграничные патриоты, и хотя это патриотизм разного рода, справедливости ради надо сказать, что чувства, которые он вызывает, абсолютно одинаковы. Это личное тщеславие у американцев, которое не может не забавлять; он преисполнен чувств, что лично причастен к той славной работе, проделанной его народом, за которую он ждет от вас восхищения. И по праву гордится положением своей страны и достижениями своих соотечественников, но он не в состоянии подавить свое удовлетворение, хотя бы ради хорошего тона. Это подлинный бунт разума, которому недостает не честности, но изысканности. Даже самый высокообразованный среди русских возбужден беспокойным сознанием собственного врожденного варварства, и надеется, что, постоянно внушая вам высокое состояние цивилизации своей страны и ее жителей, вы постепенно засомневаетесь в ваших собственных чувствах, и поверите ему, а не вашим наблюдениям. На него, кроме того, постоянно влияет режим правления, при котором он живет, и, в слепом подчинении ему, он сознательно обманывает вас о внутреннем состоянии империи, ибо он чувствует себя обязанным стать еще одним из её «гордых представителей».
Подтверждая истинность этого описания, почтмейстер вернулся с известием о том, что немецкий колонист, направляется в Ялту с тележкой, груженной картофелем, но предложил обменять свой груз на двух англичан. Соответственно, мы отправились договориться с этим человеком, и нашли его флегматично курящим в своего рода караван-сарае, в компании нескольких армян и татар. Мы очутились в большом и праздном месте восточного типа. В углу людям предлагали чубуки и кофе. Лошади, волы, буйволы и были привязаны во дворе к своим причудливым телегам. Фермеры и торговцы различных народов собирались здесь, вероятно, по пути домой с ярмарки.
Мы, наконец, убедили немца взять нас в Ялту, расположенную в тридцати милях, за фунт стерлингов и приготовились к старту, когда смотритель предложил нам заплатить за лошадей, которых нам собирались предоставить. Один из наших русских друзей посчитал это наиболее разумной платой, но мы с негодованием возражали. Обнаружив, что мы неумолимы, этот настоящий образец государственного чиновника обратился к нашей щедрости и выразил надежду, если мы не выполним это его законное требование, то мы, по крайней мере должны подарить ему чаевые за то, что он нашел немца, так что, на самом деле, мы должны были заплатить ему одни деньги за лошадей, которых он отказался дать нам, и сделать ему подарок за то, что мы были в состоянии сделать и без него. Если же он получил процент и от немца в придачу, то он хорошо на нас заработал…»
