Молитва помогала
- Первых взрывов авиабомб мы не слышали, - рассказывает Виктор Ефимович о первом дне войны. - Далеко от Севастополя были. Вернулись сразу в город. Там меры по рассредоточению населения принимались. На том месте, где сейчас рынок «5-й километр» были пещеры-кошары. И все жители нашего района селились в эти пещеры. И мы там два месяца провели. Но потом, когда были в городе бомбоубежища подготовлены, мы оттуда ушли по домам. Когда немцы вошли в город, то сразу организовали карантинную зону от моря. Там где сейчас цирк, там была городская свалка. Вот детей туда ночью и вынесли без всякого объяснения. Колючую проволоку вдоль улицы поставили немцы. Удалось выбраться к тетке на Лабораторное шоссе. Прятались в нишах подвалов. В вырубленных пещерах. Рев снарядов и авиабомб не прекращался. «Отче наш» выучили и читали от рассвета до заката. Помогало. Молитвы учили. Родители в фуфайки детей по одной золотой монетке зашили на случай спасения из этого ада. Может монетка и поможет в другой жизни. Страшно было, конечно, очень. Очень страшно было, когда немцы в город вошли...
Квартиранты
Был случай, когда на вокзале взорвали немецкий эшелон со снарядами. От вокзала остались одни искореженные вагоны и цистерны.- Мы из дворов в течение трех часов наблюдали взрывы и всполохи, - вспоминает Криводедов. - Хотел и сам побежать, посмотреть. Как не попал под раздачу, не известно. Потом немцы объявили сбор вторсырья. Собирали макулатуру, ветошь, покрышки. Давали пайки для местных жителей. Хамса соленая была с головами и потрохами. Тефтельки такие маленькие. Лакомство. Квартирантов начали вселять. То татар, то румын. А то, вдруг, югославы. Вселились с оружием, но говорят, что родственники в партизанах воюют. И поляк, деньщик какого-то немецкого офицера жил. Он, как где нашкодит, любил повторять: «Ну как на войне!» Сестра вызывала своим видом опасение квартирантов, красными щеками. Немцы боялись заразы. Доктора пригласили. Мама говорит, что ребенок болен. А немцы сомневаются, не саботаж ли против квартирантов.
В тот период самым страшным был угон в Германию. Репрессии были жестокие. Когда фронт начал приближаться, немцы стали пугать местных жителей. Репрессии были жестокие. Немцы говорили, что те, кто не уедет в Германию, падет от рук калмыков, татар и румын. Они откатываются от фронта, очень злые. Все готовы растерзать. Уже 3-5 мая в Севастополе немцы организовали массовые вывозы в Германию.
Грабеж по всем дворам
Наших жителей использовались для прикрытия от советской авиации эвакуируемых барж с войсками. В трюмах немцы и техника. На палубе – севастопольцы, мирные граждане. Женщины, дети, старики. Сестру отца третьего мая выгнали из дома в Артбухту. Но советская авиация разбомбила баржи. Ночью севастопольцы переночевали под театром (Луначарского), а утром их погрузили на оставшиеся транспорты. До Констанцы в Румынию, а потом и в Германию их отправили. Страшные дни были для них. Первая и третья баржи затонули. Немцам нужны были рабы в Германии. Нужны были живые щиты от атак наших самолетов по кораблям, от подводных лодок. Семья тетки Виктора была на второй барже. Ей еще год рабства в Германии предстоял. А еще, после вывоза местного населения с котомками в Германию, открывалась широкая перспектива для немцев в грабеже домов местных жителей. И грабеж начался по всем дворам. С пятого мая 1944 года весь район Лабораторного шоссе был окружен немцами, жандармами, румынами, собаками. Пять минут на сборы. Всех жителей гнали к Южной бухте для создания живого щита на баржах. Спасло только чудо. Колонну уже гнали к бухте. Тут налет советской авиации. Немцы врассыпную.
- Когда советские самолеты ушли, немцы уже никуда не спешили, - рассказывает Виктор Ефимович. - Все баржи были потоплены в бухте. Севастопольцы после бомбежки тихонечко разбрелись по домам. А там немцы и румыны тащат все, что могут вынести из домов. Немцы хватают, что поценнее. Румыны даже половые тряпки с заборов срывают, кувшины и метлы. Немец из маминой комнаты швейную машинку тащил, будто с ней легче было Черное море переплыть. Мама пыталась вернуть машинку, немец – в истерику. Дескать, а за что же он воевал? Так где-то между Херсонесом и Констанцей и лежит на дне морском этот Ганс в обнимку с немецкой ножной швейной машинкой «Зингер».
Дождались наших!
В семье Криводедовых почти все мужчины погибли еще в первой половине Великой Отечественной войны. Участвовали в обороне Родины. До освобождения не дожили.
- Когда пришли советские войска в 1944 году, мы долго из подвалов не вылезали, - вспоминает Виктор Криводедов. - Форма у них нам не знакомая. Звездочки появились на погонах. Радость пришла позже. Удивление вызвали машины с рельсами на крыше. Жаль, думаю, пушек нет у наших солдат. А потом эти машины с рельсами, штук десять, прямо из балки дали залп в сторону Корабелки. Добивали фрицев там. Такого рева я не слышал никогда раньше. Да и потом больше не слышал. Катюши! Потом узнал, что в тот день наши войска в Киленбалке эсесовцев выкуривали из укрепрайона. Там воронки на следующий день еще горели с интервалом в 10-15 метров.
9 мая в Севастополь вошли основные войска. А 12 мая был грандиозный салют. Осветительные ракеты, сотни прожекторов, трассирующие пули. Небо все светилось. Такого больше нигде в жизни видеть не довелось. Но главное – радость победы над противником. Радость освобождения Севастополя.
После войны
Из всей большой семьи Криводедовых в Севатополе осталась мать Виктора с тремя детьми. Сестра отучилась в дневном институте. Самому Виктору, что бы поддержать семью, пришлось после 7 класса пойти в техникум. Учился на повышенную стипендию, был отличником. Мать стала знаменитой портнихой – офицерским женам из парашютного шелка кофточки шила. Офицерам генерала Петрова пуговицы на мундирах перешивала.
Из досье «МК»
Виктор Криводедов род. в 1935 году. Он говорит: «Мои дед и бабушка приехали из Курской губернии еще в позапрошлом веке. Отец родился в 1906 году в Севастополе. Мама, Матвиенко Наталья Ивановна, родом из-под Полтавы. Она рано стала сиротой, в 12 лет. Ее старшая сестра обосновалась под Джанкоем. Мать была домохозяйкой. Родила шестерых детей. Трое умерли еще в младенчестве. Олечка - уже после освобождения Севастополя. Остались мы с сестрой вдвоем. Она 1934 года рождения. Дедушка погиб в 1918 году. На руках у бабушки Елены оказалось пятеро детей. Отец был старшим в этой компании. Потому он и образования толком получить не мог. Перед войной он работал бондарем на флотском засолочном заводе».