«МК в Крыму» разбирался в сложных перипетиях судеб двух родственников, чьи пути разошлись на полуострове.
С перерывами на личное
Владимира Ивановича Вернадского привели на полуостров его научные интересы. Первую работу о природе Крыма он написал в 19-летнем возрасте, будучи студентом Петербургского университета. Тогда, в 1882 году, он описал знаменитую Крымскую (Балаклавскую) бурю 1854 года и обосновал ее значение для организации Всемирной метеорологической службы. Но это была, так сказать, первая любовь, любовь на расстоянии. Настоящее знакомство с Крымом состоялось позже.
В 1893 году молодой и перспективный Владимир Вернадский совершил ознакомительную поездку по Крыму: посетил Ялту и Никитский ботанический сад. Местом его временной дислокации стало родовое имение российского ученого, филолога Петра Кеппена, расположенное в Карабахе (большая Алушта). Оттуда было рукой подать до природных объектов, представлявших для Вернадского огромный научный интерес. И, конечно, Владимир не отказывал себе в экскурсиях на соседний «неудавшийся вулкан» - гору Кастель, на яйлинский отторженец гору Парагильмен, к оригинальным формам выветривания конгломератов Демерджи. А еще подолгу вглядывался в морскую даль. Море заворожило его. «Я никогда не думал, что на берегу была такая обильная жизнь. Так страстно хочется одно какое-нибудь лето посвятить изучению моря. В жизни Земли органическая жизнь моря - самое важное…» - признался молодой ученый в своем дневнике. Владимир Иванович влюбился в полуостров навсегда, но покинул его на целых пять лет. Надо же было хоть когда-то жить личной жизнью?
Самый сложный проект
В семье Владимира Ивановича и Нины Егоровны Вернадских было двое детей: сын Георгий, или Гуля, как ласково звала его мать, 1887 года рождения, и дочь Нина, появившаяся на свет одиннадцатью годами позднее. Вернадский-старший много и пространно размышлял на тему воспитания подрастающего поколения, философствовал о том, что есть осознанный выбор родителей в определении истинного пути для отпрысков и есть ли у самих отпрысков право выбора или же давление родительского авторитета лишает их такового, делая несчастными по умолчанию. В 1899 году, в частности, он написал следующее: «Есть всегда стремление отцов и матерей к своим детям - сторона насилия, желание наложить на детей ту схему житейских отношений и условных форм, к которой они сами пришли путем жизненного опыта... Я помню по себе, как это было несоразмерно тяжело».
Но, если отбросить высокие материи, всё в их семье было не так уж и плохо. Образ жизни родителей, их стремление к интеллектуальному совершенству и духовному просветлению стали для Георгия и Нины указующими перстами в океане жизненных страстей. Став взрослой, Нина Владимировна вспоминала о родителях с удивительной теплотой: «Я поражаюсь, сколько они вложили мысли и внимания в наше воспитание, сколько любви и понимания». От отца и матери Георгий и Нина усвоили еще одну примечательную истину: нельзя поощрять потребителя в себе, следует довольствоваться малым во всем, кроме интеллектуальных нужд и, само собой, ни в коем случае нельзя экономить на образовании и ограничивать себя в научных командировках.
Возвращение к себе
Рождение дочери не могло остановить Владимира Ивановича, уже давно жаждущего вернуться на полуостров. Маршруты второго и третьего крымских путешествий (1898 г., 1899 г.) Владимира Вернадского его биографам пришлось восстанавливать на основании записей в его дневнике. Ученый побывал в Севастополе, Бахчисарае, Симферополе, Феодосии и Керчи, где исследовал рельеф, происхождение и минеральный состав 22 грязевых сопок и месторождений керченских железных руд. Собранные им и его учениками образцы минералов и горных пород по сей день хранятся в крупнейших коллекциях России и Украины.
Остановка по требованию
В 1912 году Владимир Иванович Вернадский в четвертый раз приехал в Крым: он гостил вместе с женой и дочерью на Южном берегу, в Гаспре. А летом 1914 года, уже будучи академиком, отправился по южному полуострову от Ялты до Батилимана и окрестностей Севастополя. Так, потихоньку познавая Крым, В. И. Вернадский нашел в нем уголок для себя. В труднодоступной горной местности в Батилимане он начал строить дачу, откуда мог бы созерцать все окрестности. Вернадский-старший был одним из 26 пайщиков этого казавшегося перспективным дачного поселка. Ученый выбрал для себя участок под номером 17. Его соседями должны были стать Короленко и Станиславский.
«<…> В можжевеловой роще у скал / Строил дом свой Владимир Вернадский. / Выбрав в спутники сердцем лиман, / Он мечтал о гармонии вечной, / Чтоб огромный любви океан / Окружал шар земной бесконечно. / Колыбель для космических грез... / Ноосферой пронизаны зори, / А вокруг только горы и лес / И вдали синь бескрайняя моря». Так в стихотворной форме описала мечту Владимира Ивановича поэтесса Марта Дорошко. Но мечте не суждено было сбыться. Увы, в наши дни недостроенная дача Вернадского совершенно заброшена. От нее остался полуразрушенный остов. Но, наверное, именно в таком виде это сооружение лучше всего может рассказать потомкам, как В. И. Вернадский стремился к научному отшельничеству в мирном Крыму, а также о том, как волею политических судеб оно, это самое отшельничество, стало для ученого слишком большой роскошью…
Новый курс
Судьба семьи Вернадских круто изменилась после Октября 1917 года. Отец был одним из организаторов партии кадетов и членом Временного правительства, сын - не менее политически «неправильным». В итоге Владимир Иванович, Нина Егоровна и Георгий Владимирович с супругой оказались в Крыму. На этот раз Владимир Иванович прибыл на юг не для того, чтобы продолжить научные изыскания, и не для того, чтобы достроить дачу. Теперь он собирался навсегда покинуть Россию.
24 января 1920 г., находясь в Ялте, на даче Бакуниных, В. И. Вернадский обратился в английскую миссию в Крыму с просьбой пригласить его в Великобританию для научной работы. Ответ английского военно-морского командования о возможности переезда Вернадского как командированного из Крыма в Англию был получен только 28 сентября. Но в официальной бумаге указывалось, что «никакие средства, ни частные, ни казенные, не могут [быть] Вам уделены, вследствие чего Вам придется приехать за свой счет». Пришлось обращаться к правившему тогда Крымом «черному барону», руководителю Белого движения Петру Николаевичу Врангелю.
Сын ученого Георгий Владимирович вспоминал: «По представлению А.В. Кривошеина (помощника Врангеля по гражданской части) командировка была разрешена и даже - в исключительном порядке - ассигнованы некоторые средства...» В. И. Вернадский мысленно попрощался и с Крымом, и с Россией: «Невольно думаю о Лондоне…»
И тут всплыла одна история. Мысли потекли в ином направлении.
Мы в ответе за тех, кому поручили
Идея создания в Крыму высшего учебного заведения витала в воздухе, начиная со второй половины XIX века. Однако практическое воплощение ее в жизнь стало возможным лишь в 10-х годах века ХХ. В 1916 году В. И. Вернадский стал одним из подписантов проекта закона об учреждении в Крыму университета.
Летом 1917 г. к Владимиру Ивановичу Вернадскому, тогда заместителю министра народного образования во Временном правительстве, прибыла крымская делегация с ходатайством об открытии высшего ученого заведения на полуострове. И Вернадский-старший поддержал их предложение. Как официальное лицо он дал согласие на учреждение университета в Крыму. Правда, при этом высказав некоторые опасения по поводу затруднений, что должны возникнуть при формировании профессорско-преподавательского состава вуза. Но, вопреки его опасениям, в этом смысле всё пошло на редкость гладко - из-за сложной политической обстановки в стране накануне Октябрьской революции, после нее, в условиях разжигания гражданской войны практически вся интеллектуальная элита двух российских столиц переместилась на полуостров. В нужное время в нужном месте оказался и Владимир Иванович.
Теперь ему предстояло взять ответственность на себя и ответить за некогда сделанный выбор. Умер ректор Таврического университета Гельвиг, и решением Совета университета на эту должность был избран не кто иной, как В. И. Вернадский. Семья ученого была шокирована. Наталья Егоровна вспоминала: «Мы ждали парохода для отъезда, но его сослуживцы во главе с профессором Кузнецовым никак не хотели согласиться с его отъездом, с уходом его из ректорства. Во главе с Кузнецовым к нему пришла депутация профессоров с просьбой не уезжать и не оставлять Таврического университета, где его труды в качестве ректора, по их мнению, были необходимы. После депутации профессоров явилась депутация приват-доцентов и пр., наконец, сторожей всё с той же настойчивой просьбой. Я упрашивала Владимира не поддаваться их уговорам. Но Владимир решил, что если они считают, что он так нужен им, - не уезжать и продолжать свою работу».
Это было словно в омут головой, полное самоотречение во имя цели, которая была ясна, наверно, только ему, ученому, который привык видеть будущее науки в пытливых глазах молодого поколения ученых, ведь он был не просто великий теоретик, но и великий практик. Вернадский был известен в тогдашней России не только как гениальный мыслитель, но также и как талантливый, успешный организатор научных структур. Потому и возлагали столько надежд на его ректорство.
Новый период жизни В. И. Вернадского стал настоящей борьбой за вуз. Своим примером Вернадский стремился доказать молодым: наука существует вне зависимости от политической обстановки, ученый - единица, независимая от обстоятельств и «временных коллизий». Вокруг него сплотилась группа молодых исследователей, на которых сегодня рекомендуют держать равнение новым будущим ученым, чтобы и они в свою очередь имели право называться «крымской научной школой академика Владимира Ивановича Вернадского».
Самостоятельная единица
Георгий Владимирович преподавал в Таврическом (Симферопольском) университете еще с осени 1918 года. Причем в Симферополе он не просто работал в должности профессора, но и стал членом-учредителем и председателем Общества философии, истории и социологии при Таврическом университете, заместителем председателя Религиозно-философского общества. В ноябре 1918-го его избрали членом Таврической ученой архивной комиссии, в марте 1919-го - заведующим ее архивом. А еще он стал научным сотрудником учрежденного в мае 1919 г. Таврического архива. Но и это, как оказалось, не предел.
В сентябре 1920 г. Георгий Вернадский по рекомендации главы внешнеполитического ведомства и к тому же давнего знакомого его отца П. Б. Струве возглавил ведомство печати в правительстве барона Врангеля. Ему поручили остановить опасную большевистскую литературу. Многие порицали Георгия Владимировича за проявление столь явной заангажированности, мол, не по Сеньке шапка, негоже ученому принимать участие в пропагандистско-цензурных играх. Г. В. Вернадский оправдывался, говорил, что Врангель, он - хороший и весьма интеллигентный, значит, и я неплохой. Дословно это выглядело так: «Петр Николаевич Врангель произвел на меня впечатление человека выдающегося - каким он и был. Он происходил из военной семьи, по образованию был горный инженер, что сближало его с людьми науки и техники». Правда, позже мнение Георгия Вернадского о Врангеле изменилось самым коренным образом.
Сын за отца
Георгий Вернадский вместе с Русской армией Врангеля эвакуировался в Константинополь в конце октября 1920 года. Затем переехал в Афины, много работал с греческими архивами. В 1922 году получил должность профессора в Карловом университете в Праге, где и познакомился с евразийскими идеями. В 1927 году он переселился в США. Там он преподавал русскую историю в Йельском университете вплоть до своего выхода на пенсию в 1956 году.
А еще, уже будучи иностранцем со стажем, Георгий Владимирович прочел воспоминания Врангеля, которого некогда глубоко уважал. И разочаровался в «черном бароне». Более того, был глубоко оскорблен. Ему не понравился тон краткого повествования о Владимире Ивановиче. В своем письме С. Бакуниной от 12 марта 1962 г. он написал: «Уже будучи в Америке я прочел „Воспоминания“ Врангеля (в журнале „Белое дело“), и он там описывает приезд моего отца с оттенком насмешки („профессор в крылатке точно с картины Маковского“). Мне было неприятно это прочесть...»
Всё произошло из-за странной путаницы, простительной простому обывателю, но весьма постыдной для просвещенного правителя, каким провозгласил себя Врангель. Об этой неразберихе в своей статье «Вернадские и Врангель» рассказал Т. М. Емец.
20 сентября 1920 года в поезде по дороге из Симферополя в Севастополь Врангель решил встретиться с назначенным им в правительство Георгием Вернадским, но по ошибке встретился с его отцом, Владимиром Вернадским. Причем о том, что разговаривает не с тем человеком, Врангель догадался отнюдь не сразу. В своих воспоминаниях барон писал: «Я с удивлением увидел дряхлого старца, типичную фигуру, точно сошедшую с картины Маковского, в пальто-разлетайке табачного цвета, с длинными седыми волосами, в очках на сморщенном лице. Я пригласил профессора сесть рядом со мной и завел разговор об общественной жизни в Симферополе; в конце октября предполагалось собрать в Симферополе съезд городов, долженствующий рассмотреть целый ряд вопросов городского самоуправления. „Я, Ваше превосходительство, не в курсе этого дела. Я от жизни далек, занимаюсь исключительно научными вопросами“, - отвечал профессор. [...] Я с трудом поддерживал разговор...»
Последнее прости
Владимир Иванович Вернадский был вынужден официально отказаться от должности ректора Таврического университета 12 января 1921 года. В конце февраля он с группой профессоров университета под охраной чекистов уехал из Симферополя в Москву. Дочь Вернадского Нина Владимировна вспоминала: «По распоряжению Ленина отец и другие профессоры были арестованы. <…> В санитарном поезде под конвоем отец покидал Крым навсегда…»
