…Сталино (с ноября 1961 года Донецк - прим. авт.). Пединститут. 1960 год. Точка притяжения для литераторов, в том числе именитых из Киева, Москвы, Ленинграда. А что касается своих, донецких, - тут к студентам-филологам постоянно приходили на встречи и известные поэты, и делающие первые шаги, участники литературных объединений из вузов: политехнического, медицинского, торгового институтов, техникумов.
Особое поручение
- Тезка! - сказал мне, секретарю комитета ЛКСМУ пединститута, Николай Федорович Хорошайлов, ректор. - Тут меня постоянно одолевают звонками писательские шефы из облисполкома, обкома комсомола об организации встреч с поэтами, писателями, знаменитыми людьми. Нужное, но хлопотное дело. Мы с Борисом Петровичем (парторгом) решили разгрузить себя от этих хлопот. Конечно, в дни, когда в институте мы заняты целиком. В комитете комсомола немало толковых ребят, ты же со всеми стусами, летюками, ионовыми, орачами знаком - справитесь за милую душу. Так что внеси в свой кондуит и эту сферу, как комсомольскую. Ну, если пожалуют мои боевые товарищи Саша Твардовский или Костя Симонов, будем сообща. Обеды и прочее решайте с Лубяной (председатель профкома - прим. авт.), все остальное - по стандарту. Сегодня наш гость - Михаил Матусовский. Принимай - у меня перебор: пленум, поездка в Киев, так что вряд ли успею.
- Есть! - сказал секретарь комитета комсомола. - Встретим, накормим. А если что - сыщем и фронтовые сто граммов.
- Ну-ну! - пригрозил шутливо Николай Федорович, фронтовик, полковник, потерявший одну руку вблизи самого Берлина. - Только 100!
Поэт прибыл с небольшой свитой донецких поэтов, двумя чиновниками культпросвета, Николаем Губиным, секретарем комитета комсомола политехнического института, где только что прошла встреча Михаила Матусовского со студентами. «Передаю, - тихо сказал он. - Дядька славный».
Мигом сотоварищи-комитетчики оповестили деканов, студенты в спешном порядке заполнили вместительный актовый зал. Люба Дунаева, звезда драматического кружка, отлично читавшая со сцены стихи Есенина, Симонова, Евтушенко, читала стихи и Матусовского. Олег Орач, институтский поэт, уже отмеченный в газетах как подающий надежды лирик, собрал своих товарищей, членов литобъединения, нашли цветы, стол на сцене нарядили видавшей виды бордовой скатертью, обеспечили графином с водой, цветами.
Самые любимые
Михаил Львович был в окружении наших красавиц и поэтов, улыбаясь, двигался к сцене под гром аплодисментов студентов, преподавателей...
Серый костюм, белоснежная рубашка, галстук, черная оправа очков. Чубатый, но с залысинами, крепко сбитый, чувствовалось, умеет постоять за себя. В голосе, несколько певучем, чувствовалась украинская нотка.
- Ареопаг заседает? - спросил он нас лукаво.
- Вроде того… что-то там на кафедре лингвистов не клеится…
- Как кандидат филологических наук понимаю. Обойдемся? Ну, вперед!
Встреча прошла на «ура!». Хлопали до боли в ладонях, задавали вопросы, пели его песни. Стихи Матусовского не входили отдельной темой в курс советской литературы, но был раздел о поэзии военных лет, там упоминался наш гость. Он читал стихи из только что вышедшего сборника, написанного под впечатлением поездок в Болгарию, Венгрию, ГДР. 
- А вот из тех, что вы читаете на встречах, - спросил кто-то, - есть самые любимые?
Матусовский снял очки, тщательно протер стекла белоснежным платком:
- Мы единой крови, лгать - преступно. Вроде и неловко говорить, но, признаюсь, больше всего люблю, когда они становятся песнями…
Вот тогда-то в далеком городе
И запели вдруг рупора:
"Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера..."
Знаю, хвастать теперь не вправе я,
Знаю, голос мой очень мал.
И поверьте, не из тщеславия
Эти строки я написал.
Просто в сумрачном этом городе
Неуютная шла пора.
Просто были мне очень дороги
Подмосковные вечера…
И тут же весь зал запел эту знаменитую песню. Пел и автор.
Невероятная встреча
- Пора! - сказал поэт, взглянув на часы. - Мы уже почти два часа тут распеваем. У вас - лекции, семинары, у меня тоже дел не счесть. Давайте прочту вам самое-самое… свежее. Оно мне нравится - как солдату.
Это «Ремонт Бранденбургских ворот». Идет?
Его голос стал звонким и чеканным:
…Сам шагавший без сна и привала,
Сам спасавший свой собственный дом,
Сам терявший на свете немало,
Я мечтаю теперь лишь об одном:
Чтобы дети различных народов
Без боязни смотрели вперед,
Чтобы не было больше расходов
На ремонт Бранденбургских ворот!
Все завершилось на звонкой ноте: цветы, автографы, пожелания.
От фуршета он отказался: «Хватит кормить дармоедов на студенческие гроши - клиент сыт». По дороге к троллейбусу я сказал ему: «Знаете, а у нас живет хозяйка Бранденбургских ворот. Та - из фотохроники.
- Как? - встрепенулся Матусовский. - Помню, знаю, был, можно сказать, чуть не свидетелем съемки. Замечательные кадры. А какая дивчина!
- Она живет в нашей общаге с семьей, дверь в дверь с нашей 29-й комнатой.
Это Лидия Андреевна Овчаренко по мужу, в девичестве - Спивак. Мы про эту хронику как-то ей рассказали, мол, знаменитая. А она только хохочет: «Бросьте, хлопцы! Ну, киношники увидели красивую девку, пристроились (я на перекрестке была регулировщицей) и давай клацать! Намучилась: машин - пропасть, а они: «Повернись! Каблучки! Улыбочку!»
- Все! Идем к этой хозяйке. Успею на следующий рейс.
В общежитии мы встретились с хозяйкой. Ей было на вид лет 35 тогда. Красавица! Правда, чуть располнела. Житейские дела. Трое детей. Муж не совсем здоров, тоже фронтовик. Преподает в вузе.
Встреча прошла не без заветных фронтовых…
Прощались мы с ним снова у троллейбуса.
- Ну, Николай, спасибо за такой сюрприз. А лечу я к своему другу и по музе, и по фронтовым дорогам - к Боре Серману, в Крым. Ждет!
