Очарованный Крымом: юбилей автора романа "У моря Русского"

Сразу после войны, в 1947 году отец был уже опытным журналистом. Корреспондентская судьба привела его в Татарстан (город Бугульма). Но долго он там не проработал: сказались фронтовые ранения и контузия. Доктора настоятельно рекомендовали для проживания Крым. 

 

Так в 1950 году Аркадий Крупняков уже был собственным корреспондентом газеты «Крымская правда» по городу Севастополю. И он был очарован Крымом!

 

Стал изучать историю полуострова. Только теперь он понял, почему немцы так отчаянно, так фанатично пытались вырвать Крым из тела России. Не понимали они одного: что если последние 3 тысячи лет, ещё со скифских времён, Таврида была русской землёй, то шансов у них вырвать Крым и сделать Готенландом невелики. И даже название крымского полуострова «Таврида» пошло от слова «тавр». А тавры - одно из скифских племён, что засвидетельствовал отец истории Геродот. Он описал десятки скифских племён и в этих описаниях скифы как две капли воды похожи на славян, на русов, на русичей. А значит — на русских. Во времена Ломоносова русичей частенько называли скифами. Он всегда смеялся над словами Блока о скифах: «Плохо историю знал, Геродота не читал поэт наш петербургский...». Наверное здесь сказалась школа Василия Христофоровича Пуршева, чкаринского кузнеца-педагога. В затерянном в лесах Царевококшайского уезда селе Чкарино он лучше знал Геродота, чем питерский салонный поэт. 

 

Судьба привела молодого журналиста в Судак, бывший Сурож. Аркадий Степанович задумал написать историческую повесть «Девушка из Сурожа». Здесь, в Судаке, в глаза бросилась явная несуразица, несправедливость: прекрасное, звучное русское слово Сурож, почему-то превратилось в рыбье название Судак. Никаких судаков в округе и в помине нет. А название моря из Русского, почему то превратилось в Чёрное. Никогда оно не было чёрным. А было Русским, о чём засвидетельствовал летописец Нестор в «Повести временных лет». И тогда возникла идея - «Девушку из Сурожа» развить до романа, и назвать «У моря Русского». 

 

В это время наша семья благодаря отцу получила в Севастополе шикарную по тем временам трёхкомнатную квартиру. Но душа рвалась из Севастополя в Сурож. Там «жили» все его герои: Никита и Ольга Чуриловы, генуэзский консул Сурожа Христофоро ди Негро, Шомелько Токатлы, простые купцы, невольники, ватажники во главе с атаманом Василько Соколом. И тогда Аркадий Крупняков принял парадоксальное решение. Он сдал редактору ключ от трёхкомнатной сталинки в Севастополе и попросился собкором в город Белогорск. По одной единственной причине - быть поближе к Сурожу. 

Для него герои романа были реальными, живыми. Были любимыми, из плоти и крови, а значит, чтобы роман получился полнокровным, глубоким по содержанию, исторически достоверным, надо было жить и работать ближе к Сурожу. 

 

Наша мама, Елизавета Михайловна Крупнякова-Царегородцева, без колебаний поддержала это решение: «Ты, Аркаша, после Дюма на втором месте, так что едем в Белогорск». Она жила с отцом одной жизнью и мечтала об этой книге не меньше его. 

 

Так мы, семья Крупняковых, стали жить в Белогорске. Тогда это был маленький городок в центре Крыма. Не было там ни театров, ни дворцов пионеров. А электричество подавали по часам. Зато как прекрасна природа вокруг Белогорска! Одна знаменитая Белая Скала чего стоит!

 

Но тут появилась другая проблема. Невероятно трудно было сочетать работу собкора «Крымской правды», очеркиста, фельетониста, репортёра, с созданием романа. Душа у отца буквально рвалась на части. И тем не менее он продолжал работу над рукописью. В это же время он столкнулся со сложной задачей: множество архивных материалов по теме генуэзских колоний в Крыму ссылались на свод законов и отчётов колониальной администрации генуэзцев под названием «Атти». Но сколько отец не искал эти таинственные Атти, найти нигде не мог. Тогда пошёл прямо в феодосийский краеведческий музей. И директор музея доверил ему ключи от подвалов, где хранились древние рукописи и документы. 

 

Две недели в отпуске, отец рылся среди истлевших рукописей и фолиантов. И судьба улыбнулась ему, он нашёл Атти! Это были большие книги в кожаных переплётах. Они уцелели ещё и от того, что аккуратный генуэзский нотариус в XIV веке завернул манускрипт в кожаную ткань. И рукопись полностью сохранилась. Раритет ценою в миллионы долларов стал еще более бесценным источником данных для романа. Но это после, а пока отец нашёл переводчика, и в течение нескольких месяцев они перевели Атти. Затем манускрипт был передан учёным Москвы.

 

Это был как раз 1956 год. Год, когда Хрущёв заложил мину замедленного действия с Крымом. Отец, будучи человеком весёлым и компанейским, рассказал в компании журналистов анекдот про Хрущёва. И тут же оказался без работы. Помню, он очень тяжело это переживал. Как жить теперь без статуса в обществе, без денег, без работы? 

 

И тут вновь ему на помощь пришла его Родина, в лице нашей мамы. Помню, на семейном совете она сказала:

- Да не переживай так, Аркаша! После Дюма ты второй? Второй! Прорвёмся как-нибудь! Восемьдесят учительских рублей не весть какие деньги... Да бывало и похуже. Пиши роман! Ты же сам об этом мечтал!

 

И началась удивительная жизнь. День и ночь отец писал роман, а вечерами у нас был «литературный час». И мы слушали созданное за ночь. Мы, это мама, Любочка — моя сестра и я. Мы даже соревновались с сестрой, кто лучше запомнит наизусть новую главу из романа. 

 

В эти же годы судьба улыбнулась нам. Отцу поручили написать буклет о заводе шампанских вин в Новом Свете. И мы всей семьёй два лета подряд жили во дворце князя Голицына, во флигеле на втором этаже с видом на новосветскую бухту и море, где каждое утро нас будило солнце. А отец параллельно с буклетом, работал и над своим романом. Днём — на заводе, на виноградниках, в винподвалах, вростал в новую для него тему истории голицынских винзаводов. А ночью писал, видимо, и то, и другое. 

 

Иногда он ходил с нами утром на море. И знаете, ничего не может быть прекраснее утреннего моря в Новом свете! Ничего ярче, свежее, чище быть и не может! Воздух напоен ароматом кипарисов, морских водорослей, выброшенных штормом на песок. Всюду звучат песни цикад. А мы вчетвером, держась за руки, спешим к морю. Часто отец засыпал прямо на прохладном с ночи песке. 

 

Я тогда ещё не понимал, как он был перегружен: тянуть два литературных произведения одновременно нелегко. Это я сейчас только понял. А тогда удивлялся, как можно заснуть, когда вокруг яркое утреннее солнце, прозрачное тёплое море, золотой новосветский песок, а вдали с двух сторон от бухты устремлены в синеву неба две скалы - Орёл и Сокол.

 

Когда я стал постарше, когда литература захватила и меня той же ласковой, но беспощадной рукой, только тогда я начал по-маленьку понимать отца. Вот тогда впервые он мне сказал: 

Запомни, сын. Если ты сам встанешь на эту стезю, если ты сам взвалишь на себя эту сладкую каторгу — литературу, писательство, то никто тебя не поймёт. Только я тебя пойму. А ты — меня. Ты думаешь, быть писателем это слава, деньги, внимание девушек? Нет, сын, это совсем другое. Это на девяносто процентов нищета, тяжкий труд, издевательство чинуш, одиночество и непонимание родственников. Девять человек из десяти назовут тебя бездельником, тунеядцем, а могут и сказать: «...опять брехню пишешь...». Причём, скажут это тебе в самый тяжёлый момент, когда душа твоя будет изорвана в клочья. И жизнь твоя покажется тебе бессмысленной и никчёмной. Вот здесь, сын, главное - это твоя подруга жизни, жена. И, коль нет у нас пока Родины, которая бы тебя поддержала в столь трудный момент (а она когда-нибудь будет), то Жена и Родина сливаются воедино. Жена становится той последней капелькой, тоненькой ниточкой, которая являет собой Родину. И посему помни главное: Родину не выбирают. Она у нас одна. И она, Россия, лучшая в мире страна. Но от выбора жены зависит многое. Если не всё. Как ты думаешь, я хороший писатель?

 

Помню, я ответил, что самый лучший в мире! Отец засмеялся и сказал:

- Вот и нет сын. Помнишь, я тебе давал читать рукопись «Ребята из Петровской балки»? Думаю, этот автор мощнее меня... Но нет у него такой жены, как моя Лизаветушка. И у других моих коллег нет. Вот и получается, что в руках нашей мамы судьба всех задуманных мною книг. И «У моря Русского», и «Гусляров», и «Пламя над Крымом», и «Когда яблоня цветёт», и «Таврической хроники».

 

В тот год, кажется 1957-й, зимой, отец работал особенно много. А в Белогорске, помню, было невозможно работать: к нам приехали гости из Марийской республики и отец помогал своим землякам переселяться в Крым. В маленькой нашей квартирке человек семь спали на полу, вповалку. Хорошо, у нас в посёлке Ишунь была подруга баба Лиза. Её домик приютился прямо под лесом. Вот у неё-то отец и работал. Там он и выдал на-гора и «У моря Русского», и «Акпарса», и «Пламя над Крымом». Помню, я увлекался фотографией и сделал отцу интересный портрет: он встал на небольшую скалку, накинул на плечи своё старенькое, заштопанное во многих местах пальтишко. Порыв ветра был удачен и фото получилось хорошее. Помню, я пошутил:

- Да это настоящий памятник, папуля! Ты же у нас великий классик!

 

Помню, отец грустно промолчал. Потом сказал:

- Ты знаешь, сын, памятники люди ставят не для того, чтобы потешить чьё-то тщеславие или честолюбие... А совсем для другого. Для того, чтобы люди не забывали важнейшие вехи в своей жизни. И чтобы в дальнейшем движении к солнцу им было от чего оттолкнуться,чтобы не падать ниже достигнутых высот.

 

Много позже когда отца уже не стало, и в Йошкар Оле думали над тем, как должен выглядеть проект памятника Аркадию Крупнякову. Я вспомнил тот грустный разговор. И буквально увидел этот памятник воочию: впереди, на скромном стульчике сидит наша мама. А за ней, в накинутом на плечи стареньком пальтишке стоит отец. Холодный ветер дует им в лицо. А они смотрят в даль. Туда, где возрождается их любимая Родина. Туда, где в прекрасном будущем бурлит и процветает справедливая, светлая, разумная и гармоничная жизнь. Жаль, что скульпторы не прислушались к этому проекту. 

 

Но памятник в Йошкар-Оле всё равно получился хороший. И наша семья бесконечно благодарна йошкаролинцам за эту светлую память, материализованную в бронзе.

 

...а тогда, в Новом свете, я смотрел на отца, и думал: почему же он спит, почему не играет со мной, почему не плещется вместе с нами в прозрачных волнах Русского моря (мы в семье так и называли Чёрное море)?.. Я даже не знал, что он всю ночь не спал, и работал над романом «У моря Русского».

 

Недавно я прочитал статью о том, что наше "Русское географическое общество" начало борьбу за восстановлении на карте мира наших родных, законно в своё время утверждённых названий и имён. И сразу вспомнился отец. И его мечта о справедливом возвращении Судаку имени Сурож, а Чёрному морю имени море Русское. Кто знает, может и придёт когда-то такое справедливое и праведное время и наше любимое и самое синее в мире море вновь станет Русским. По крайней мере на наших, русских картах.

 

И о памятниках. Конечно же, люди ставят памятники не для тщеславия современников. А для потомков, для юношества. Чтобы был для них пример. И чтобы нёс этот пример важную веху, подвиг, достижение.  И если бы такой памятник люди надумали поставить в Белогорске, Симферополе или в Севастополе, то надпись должна быть скромная и краткая: «Аркадий Степанович Крупняков. Елизавета Михайловна Крупнякова Царегородцева. Они сделали всё возможное, чтобы взошло солнце справедливости, добра и любви».