Поэт, которого Арсений Тарковский называет своим учителем, Анна Ахматова - другом, которого хвалит – Давид Бурлюк. Переводчик, подаривший русскому читателю Гюго, Мопассана, Байрона… Председатель отдела народов СССР Госиздата. Скольких авторов он поселил, бывало, что и в своей тесной квартирке на 1-й Мещанской, пристроил, «протолкнул» как того же Грина? Профессор, лауреат Сталинской премии по теории стихосложения.
Казалось бы, набор регалий безукоризнен, да и нынче «сеть» мгновенно отзывается на запрос о поэте, тексты доступны, литературоведческие работы и переводы признаны на мировом уровне. И все-таки Георгий Шенгели (1894-1956) - один из известнейших неизвестных. И вдвойне обидно, что, как водится: «Нет пророка в своем отечестве». До последнего времени ничего не знали о нем и в Керчи.
Вот так, если вкратце.
А теперь от поэзии к прозе.
Где эта улица, где этот дом…
Задавшись целью сделать имя поэта знаковым для его родного города, Керченская молодежная литературная студия «Депо Пегаса» сделала немало: на основе монографии Златы Золотовой, вышедшей в альманахе Крымской лит. академии «Манускрипт», опубликованы очерки в литературных газетах Крыма. Работа легла в основу поэтического сборника «И снова я в моей Пантикапее…», изданного на средства благотворительного фонда «Чужого горя не бывает» (Севастополь). Тираж скромный, но его хватило для всех школьных библиотек города, а остаток теперь регулярный призовой фонд, проводимых нами, конкурсов. В частности, поэтического турнира «Пегасьи бои» - книга отправилась в разные литобъединения России и Крыма. С помощью методического отдела ГОРОНО был проведен городской конкурс чтецов среди учащейся молодежи, - как тронуло именно такое «возвращение» поэта на родину, его заново «открытие» новыми поколениями. Ведь, чего греха таить – организуй мы сейчас научно-популяризаторскую конференцию даже с приглашением столичных «шенгелеведов» - публики для подобного действа мы не найдем. А вот так, чтобы хоть на уровне общей эрудиции юные керчане знали – есть, есть и у нас своя фигура вровень признанным классикам. Это работает.
И в этом духе был поставлен вопрос об установке памятного знака, - зримого, так сказать, воплощения. Поставлен давно. Еще осенью прошлого года, к юбилейной дате, 60-летию со дня смерти поэта планировалось открытие мемориальной доски.
Вот только где ее устанавливать – вопрос? Выяснить это традиционным образом, в интернете, практически невозможно. Материалов о поэте много, но топографических подробностей в них нет. Обращение в Керченский историко-археологический заповедник ничего не дало: несмотря на устные заверения о готовности помочь дальше дружеских советов обратиться к тому или иному бывшему сотруднику краеведу – дело не пошло. По крайней мере, наши письменные обращения остались без ответа. Как бы там ни было, вскоре выяснилось, что ни одного здания, с «привязкой» к дореволюционной биографии поэта уже не осталось. Потом возник адрес Самойленко, 9. Бывший «полицмейстерский» дом, где сдавались внаем квартиры полицейским чинам. И, как оказалось, не только им. Дескать, здесь он все-таки жил.
Тут у нас вышла некоторая путаница. Поскольку после окончания гимназии поэт жил в Керчи только во время Гражданской войны, когда с липовым мандатом «Комиссара искусств» большевик Шенгели прятался от контрразведки Врангеля, - мы решили, что на квартире своего школьного приятеля он жил как раз в этот период - конспиративно. Только с выходом более-менее официальной биографии поэта авторства В. Молодякова стало ясно, что все-таки «до…», до революции жил тут Георгий. Однако гранитная табличка с портретом, начинающаяся со слов: «Здесь в годы Гражданской войны…» уже была изготовлена (к дате). Получилась погрешность лет в пять. «Отыграть назад» уже не было никакой возможности. И без того средства на плиту собирались «с миру по нитке» – городская администрация, только получив наш «План мероприятий по увековечиванию памяти…» определилась, что ее «всецелое одобрение и всемерная поддержка» ограничатся декларацией. Если за поддержку, конечно, не счесть предостережение о скрупулезном следовании «порядку установления памятных знаков». Ну, а кому легко?
Зато литературная общественность и Общественный комитет отозвались искренне, в буквальном смысле «пустив шапку по кругу». Пусть всего три тысячи с лишком, но от души и кстати - в копеечку вылетели постоянные распечатки документов и эскизов, которые надо было засылать в горисполком всякий раз, как мы напоминали о себе (куда девались предыдущие - загадка). Да и столь же громоздкую бюрократическую переписку с Симферопольским медицинским начальством, эксплуатирующим намеченное городское здание, пришлось вести самим, дескать, «вам надо…». Тут следует запомнить очевидную нулевую заинтересованность властей в обретении городом собственной литературной славы, потому как далее последуют значения и вовсе отрицательные.
Жил или не жил…
Долго ли, коротко, но по наущению знакомых депутатов «успеть, хотя бы до Нового года» все документы для утверждения проекта, - сданы куда следует. Правда, вопрос… куда? Куда они были сданы, если спустя полгода никакого ответа мы так и не получили. Можно было предположить, что по традиции провинциального чинопочитания ответ ушёл в Симферополь, в правление Союза писателей Крыма, - ведь только он помогал нам в документальном оформлении всех необходимых бумаг, искренне разделяя энтузиазм керчан. Но нет. Все ответы через голову местных инициаторов возвращались к нам вовремя. Например, в апреле Союз получил и тотчас переслал нам ответ от «Комиссии по рассмотрению предложений об установке памятных знаков в городе Керчь…» от 28.01.2017.
Ответ озадачил. Ответ вызвал недоуменный ступор, потом нервный смешок. На полном серьезе (куда серьезней, если «после повторного рассмотрения…») компетентная комиссия рекомендовала «разместить памятную доску Шенгели Г.А. на здании по ул. Самойленко, 11, соседним с ранее предложенным зданием под номером 9».
Вот так, ничтоже сумняшеся. «Жил не жил. Повесьте там, где-нибудь…»
Только, ради бога, не на кожно-венерологическом диспансере! Пикантно.
Ну, не повезло дому конца XIX века, пережившему революцию, Гражданскую и Великую Отечественную и даже бытность детским садом, ныне оказаться таким вот лечебным заведением. Поэтому, советует комиссия, пусть табличка поэту Серебряного века повисит на благопристойной панельной пятиэтажке времен позднего Хрущева: «Тут в годы Гражданской войны…»
Куда тут нам с ненарочной погрешностью в пять лет?
Как реагировать на данную рекомендацию? Как на совет, попутный благословению на установку плиты? Почему формальное разрешение комиссии не синхронизировано с соответствующим решением сессии горсовета?
Извечное русское «Кто виноват?» и «Что делать?»
Допустим, никто не виноват по той простой причине, что всем как-то без разницы. Никакого злого умысла со стороны властей, - оставили бы в покое со своими дурацкими «инициативами снизу», - от «инициатив сверху» в пот бросает, шутка ли, мэров города не то, что в лицо, по фамилии запомнить не успеваешь. Безвластие…
Но нам-то что делать?
Выбор-то у нас не «как лучше», а быть, или не быть? Сунуть портрет на граните под диван и ждать лучших времен? Или, пользуясь формальным разрешением вешать-таки памятную табличку по историческому адресу из расчета на КПД в 99%? Ведь все-таки пройдёт мимо обыватель – удивится. Нет, не тому, что в «годы Гражданской…», а не «с 1912-го по 1914-й», - об этой нестыковке в городе знает едва ли с полдюжины краеведов. А тому, что выдающийся поэт Серебряного века – наш, керчанин! Потому что «комиссар искусств», а не жертва режима, «красный» - что уже интересно. Глядишь, человек в интернет полезет, поинтересуется выдающимся земляком…
И, в конце концов, вот и снова подходящая дата, пардон за тавтологию, подошла – день рождения поэта, 2-е мая. А 11-го приедет телевидение снимать эпизод о Шенгели для документального фильма. Что им, анекдот про «хрущевку» рассказать?
И тогда…
«Собирались по одному, парами, чтобы не привлекать внимания – парочками. Чуть поодаль назначенного места. В назначенном месте, с простенка дореволюционного дома, на заговорщиков, подперев щеку ладонью, вдумчиво смотрел Георгий Аркадиевич…»
«И снова я в моей Пантикапее…»
