Вспомнить и задуматься
Обращаясь к зрителям, режиссер-постановщик спектакля по драме Леонида Леонова «Нашествие» в Крымском академическом русском драматическом театре им Горького, народный артист Украины Анатолий Новиков сказал о желании почувствовать, насколько затрагивает сердца молодых эта работа.
Еще он провел параллель с созданным почти три десятилетия тому спектаклем «Они были актерами», который долгие годы был как бы «визитной карточкой» театра. Это и в самом деле оправдано, несмотря на разницу в драматургии между советской классикой, «Нашествием», и инсценировкой на тему реальных трагических и героических событий в оккупированном Симферополе. Заключается параллель в постановке как бы «впрямую», без ощущения дистанции, взгляда со стороны, стилизации. Она и в театральной эстетике, если и не изображаемого времени, то весьма отдаленного периода. Несомненно, такое решение – не ретро, а как бы воскрешение и времени, и способа рассказа о нем, - рискованно, хотя, судя по реакции младшей части зала, оказалось оправданным. А значит, не вдаваясь в оценку влияния телесериалов на вкусы молодежи, части из которой еще только предстоит стать театралами, обратимся к тому, что сделал и чего не сделал театр в спектакле, посвященном 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.
К безусловным удачам спектакля следует отнести образы всего семейства Талановых, особенно его мужской части. Старшего Таланова без замен играет нар.арт. Украины В. Юрченко. Все он правильно «прочитал» в этой роли провинциального интеллигента, и все правильно, без позерства и излишнего пафоса, но как бы от ума и сердца, донес до зрителей. Федора, его сына, сыграл Д. Кундрюцкий. Роль сложная, едва ли не самая сложная здесь, предполагающая глубокое преобразование образа по мере развертывания действия. Проблему добавляла и внешняя «современность» Д. Кундрюцкого, не смягченная ни гримом, ни костюмом. И то, что «ровесники» Федора приняли этого героя, поверили ему и в него – прямая заслуга актера.
Насколько несоответствие типажа и деталей авторскому замыслу осложняет актерскую работу, видно по персонажу засл.арт. Украины И. Бондзика. Николай Фаюнин, по пьесе, стар и простоват - без ущерба в отношении ума и наблюдательности. Купец-мануфактурщик, одним словом. В спектакле же, исключая первое появление, в полутьме под грохот канонады, герой И. Бондзика возрастом, манерами, гримом и костюмом предстает аристократом из недавно возобновленной в театре им. Горького комедии А. Островского. Если к этому добавляется неловко мизансценированая, да еще и со слабым партнером, концовка линии Фаюнина, то можно себе представить, какого уровня актерской самоотдачи потребовала эта роль. Засл.арт. Украины В. Крючкову в этом отношении было проще: его Кокорышкин и одет, и загримирован, и разговаривает в своем историческом «срезе» правильно; только и остается хорошему артисту и педагогу, что смачно воплотить образ клинически бесхребетного существа. Одного из тех, от кого столько зла и бедствий в прошлом и настоящем. Прочие мужские роли в спектакле удачными не назовешь. За Колесниковым (А. Аносов) не чувствуешь ни серьезной «советской» должности, ни личного героизма. Мосальский (А. Навроцкий), «бывший русский», неправдоподобно молод, да еще невесть за какие заслуги щеголяет в кожаном плаще старшего офицера СС. Шпурре, «дракон из гестапо», по действию опасен, но у Ю. Хаджинова как-то не страшен и не поднимается над типажностью. Женские образы, созданные С. Кучеренко, И. Аносовой, Н. Станиславской и даже совсем юной М. Китовой, вполне соответствуют и драматургии, и особенностям постановки. А.Г. Новиков, полагаю, не требовал от актрис чрезмерных изысков. Есть чувства, есть колорит, тактичная поддержка партнеров и верное понимание значения каждой сценической минуты – чего же больше?
Наибольшее ощущение неловкости связано не с актерами и даже не с заметным сокращением текста. С оформлением. Поначалу все вроде театрально-реалистично, в духе постановок послевоенного периода. И вдруг на «приеме» у Фаюнина, происходящем в провинциальном купеческом доме, опускаются громадные, во все зеркало сцены, знамена со свастикой и площадных размеров парадный портрет фюрера. Контраст возникает не с массовкой ряженых, да и не добавляет это ничего к образам персонажей, зато существенно контрастирует с бытовым реализмом спектакля. Не хочу расписываться за всех зрителей, но здесь ни громадную свастику, ни многометровый реалистичный портрет особы с чаплинскими усиками видеть хотелось немногим…
Радости жанра
Приобретения и «передвижки» в коллективе Крымского академического музыкального театра, с которыми связано немало вопросов, но и ожиданий – тоже, проявили себя в первой большой работе, заранее названной главной премьерой сезона: постановке оперетты Константина Листова «Севастопольский вальс».
На пресс-конференции перед сдачей или, точнее, предпремьерным показом, поскольку зал был заполнен, преимущественно молодежью и студентами, главные «виновники торжества» сидели рядом. Главный режиссер театра, постановщик спектакля Владимир Косов, главная по сценографии и костюмам Злата Цирценс, главный дирижёр Сергей Скрипник. Отсутствовал только и.о. балетмейстера Александр Гоцуленко – проводил последнюю репетицию (и, как оказалось, весьма удачно). Были здесь и некоторые артисты, как «новые», так и пара заслуженных, В. Карпов и Н. Бондаревский, для которых вхождение в «Севастопольский вальс» уже третье в их яркой сценической карьере – до этого были ведущие роли в постановках В. Недашковского и С. Смеяна. Слов и в ответах, и в обращениях к журналистам было немного, хотя сказано было вполне информативно: почти физически ощущалось «предстартовое волнение».
И вот спектакль, который неожиданно начался с умилительно серьезного детского хора. Затем была нарезка военной кинохроники, спроецированной на полупрозрачный занавес в виде военно-морского флага СССР; а затем – некое укрепление на Инкерманских высотах, с узнаваемой панорамой бухты и уместной для оперетты бутафорией, так что первая большая работа Златы Цирценс в этом театре была встречена аплодисментами. Кстати, основная декорация второго акта, стилизация знаменитого мостика на Приморском бульваре, тоже была удачна, хотя «обыгрывалась» актерами с некоторым затруднением. Еще в адрес Златы: костюмы, мундиры и реквизит эпохе и Уставу соответствовали, а многокрасочность с милым акцентом «ретро» в послевоенных сценах способствовали созданию ощущения праздника.
О работе В. Косова. Специфика оперетты, как бы «естественный», внутренне обоснованный переход драматических (и комедийных) сцен к вокальным, хоровым и к танцам вполне осуществилась. Какие-то мизансцены оправданы в большей, какие-то – в меньшей мере, но ничего не «провисает», ничто не разрывает яркое действо, летящее к оптимистическому финалу. По сути, только патетическая (по замыслу) концовка первого акта оказалась не такой в сценической реальности.
То, что она не «выстрелила» в должной мере, можно, конечно, отнести не только к режиссуре, но и к актерам, и к оркестру, хотя в целом работа С. Скрипника очень хороша. «Живая музыка» уверенно вела действие, четко задавая настроение и вокалистам, и хорам, и залу. Так что, полагаю, заслуга дирижера и оркестра весьма существенна в той овации, которую сорвали актеры, прежде всего характерные – заслуженные артисты Н. Бондаревский, Л. Карпова и В. Лукьянов. Что касается исполнителей главных ролей, то здесь не все однозначно. Если вокал, с учетом неблестящей акустики театра, выдержан на уровне, то с пластикой пока что есть проблемы и у В. Кудрявцева, и – пусть в меньшей степени - у Д. Коларж и даже у Н. Германа. Впрочем, есть все основания полагать, что по мере «обкатки» спектакля и при том, что новым актерам есть на кого в театре равняться, «Севастопольский вальс» не только зазвучит, но и будет смотреться еще лучше. И тогда безо всяких оговорок можно будет сказать, что подарок-посвящение великому юбилею, выдержанный в редком и сложнейшем жанре героической оперетты, состоялся.
