Гоголь с брызгами шампанского и крымскотатарским акцентом

Одним из сюрпризов завершающегося театрального сезона в Крыму стал спектакль «Женитьба» в постановке Крымскотатарского музыкально-драматического театра

Появление гоголевской «Женитьбы» в репертуаре Крымскотатарского театра никак не назовешь предсказуемым. Страстные, взрывающиеся эмоциями Вильям Шекспир, Лопе де Вега, Проспер Мериме, Жан-Батист Мольер, наконец, были бы куда более привычными крымскотатарской ментальности – тут и нерв, и страсть, и блеск в глазах… 

Одним из сюрпризов завершающегося театрального сезона в Крыму стал  спектакль «Женитьба» в постановке Крымскотатарского музыкально-драматического театра

Но Гоголь с его странным мироощущением, бесконечной фантасмагоричностью, особой загадочностью и особым юмором? Даст ли этот самый Николай Васильевич (то ли российский Николай Васильевич, то ли украинский) на крымскотатарской почве успешные всходы? Откликнется ли зритель, пойдёт ли на спектакль? Риск, конечно, был.

Хотя «Женитьбу» в Крымскотатарском музыкально-драматическом театре ставили и раньше – правда, достаточно давно. Конечно, это был совершенно другой спектакль. Лучше ли, хуже ли – не знаю, но другой.

Риск был еще и в том, что режиссером-постановщиком нынешней версии гоголевской комедии стал Владимир Магар, много лет возглавлявший Севастопольский русский драматический театр им. А. Луначарского, а потом волею обстоятельств оставшийся за бортом этого театра. Не простая ситуация, что и говорить. И вот в этот, достаточно тревожный момент, появился вариант с Крымскотатарским театром – театром особенным, специфическим, явно новым и неожиданным для В. Магара.

Но, не смотря на все эти риски, большая драматургия на сцене тетра – это  всегда  здорово, это заметно обогащает и углубляет, становишься даже как-то солиднее в собственных глазах. Осилить такую драматургию – почетно. Так что стоило рискнуть.

Очевидное – невероятное

Умный, хитрый Гоголь не случайно придумал для своей «Женитьбы» совершенно особенное определение жанра. Вот жанр «Ревизора» у Николая Васильевича определён просто и ясно – «комедия». А «Женитьба» - не «комедия», не «водевиль», а «совершенно невероятное событие». Конечно, ставили «Женитьбу» по-разному – и как совершенно бытовую комедию, и как нелепый пустячок.

Но В. Магар поверил в фантасмагоричность классической пьесы лукавого Николая Васильевича и послушно последовал за классиком. Со снов все начинается, снами,  собственно, и заканчивается. Таинственного, непредсказуемого в постановке действительно хоть отбавляй. «Невероятностью» можно оправдать что угодно – вот режиссер и куховарит на сцене, сбивая эдакий «гоголь-моголь», в котором возможно все: то детишек ни с того ни с сего на сцену выпустит, то вдруг все персонажи, включая  строгого экзекутора Яичницу, лихо пляшут канонический матросский танец «Яблочко», как будто все они – артисты ансамбля песни и пляски Черноморского флота.

Режиссер на выдумку горазд, он как будто опасается, что его обвинят в том, что недостаточно проявил фантазию. Да нет, достаточно, вполне достаточно, иногда даже кажется - чересчур. Чувствуется – постановщик дорожит своими находками и отказаться от них, произвести отбор после набора – ой как непросто. Представляю, как нелегко было режиссеру пожертвовать  женской баней, так запомнившейся по севастопольскому варианту «Женитьбы».

Однако «стриптизом на пару» пришлось пожертвовать, зато все остальное – на месте. Действие разворачивается медленно, тягуче, персонажи существуют как будто во сне.

Проснутся ли?

Чия шинель, товарищи?

На сцене на штанкете висит в «Женитьбе» огромная шинель. Вид сзади с хлястиком. Висела она и в севастопольском варианте спектакля, висит и здесь, в Крымскотатарском музыкально-драматическом театре.

Зритель, не чуждый русской классике, сразу поймет, что шинель эта не простая, а гоголевская. «Шинель», воскрешающая в памяти еще одного героя Николая Васильевича – знаменитого  Акакия Акакиевича Башмачкина.

Зачем здесь эта шинель? Неужели режиссер решил «ошинелить» «Женитьбу», как когда-то сделал это Анатолий Эфрос в спектакле Московского театра на Малой Бронной – спектакле, ставшим знаменитым и даже каноническим? «Ошинелить» - значило не только смеяться над каждым, но и  понять каждого: заглянуть в душу к нерешительному Подколесину, и страдающему от своей неказистой фамилии Яичнице, и жалкому, живущему прошлым Жевакину, и, конечно же, понять хрупкую, нервную, тоскующую в отсутствие  счастья невесту Агафью Тихоновну (у А. Эфроса ее играла Ольга Яковлева – главная прима театра, в других ролях тоже были сплошь мастера – Николай Волков, Леонид Броневой, Лев Дуров, Михаил Козаков…)

Возможно, и здесь, в Симферополе, постановщик В. Магар хотел произвести «мичуринское»  скрещивание, но коснулось это, пожалуй, разве что Агафьи Тихоновны (Л. Джелилова), образ действительно получился многогранный. Других же персонажей «ошинеливание» коснулось в меньшей степени или не коснулось вообще. Подколесин ( Н. Аметов) ничем не напоминает сложную личность, ничуть не менее глобальную,  чем гончаровский Обломов. Скорее, это вполне банальный персонаж,  молодой дурашка, которому отказано в серьезности душевных метаний, он явно и недвусмысленно простоват. Во всяком случае,   в спектакле его центром не назовешь, этот центр уверенно занимает Л. Джелилова и никому его не отдает.

Другие женихи тоже воспринимаются скорее оптом, чем в розницу (за исключением разве что Жевакина – Р. Сеитаблаева). «Понять – простить» - это не про них,  это как-то  незачем. Они, конечно, разные, но напоминают больше всего какую-то комик-группу типа «Лицедеев» или «Масок». Женихов много, даже слишком много. Говорят, их столько в первом варианте «Женитьбы». Можно, конечно, ставить и первый вариант, и даже нулевой, но хотелось бы, чтобы вместе с количеством возрастало и качество.

Опытные актеры Д. Сеттаров, Э. Белялов, М. Куртъмуллаев старательно лепят образы: работают убедительно, но роли у них – раз-два и обчелся, даже обидно, пришли-ушли и все тут. Что это, дело рук Гоголя? Но ведь на то и режиссер, чтобы не только больших «мальчиков» нам показать, но и по возможности сконцентрировать внимание на каждом «мальчике» в отдельности. Как, кстати, и на свахе  Фекле Ивановне (Л. Омерова). Интересно, что бы сказала Инна Михайловна Чурикова, играющая эту роль в «Ленкоме», если бы от ее Феклы Марк Анатольевич Захаров оставил бы рожки да ножки? 

И еще о рожках

Есть некая загадка в том, что в таком фантасмагорическом спектакле, как крымскотатарская «Женитьба» самый загадочный и таинственный персонаж – друг Подколесина Кочкарев, устраивающий все это «совершенно невероятное событие» - оказывается персонажем вполне земным и понятным. В исполнении Э. Джелилова он скорее хлопотун, возможно, когда-то находившийся в каких-то отношениях с Агафьей Тихоновной и стремящийся нынче сбагрить свою бывшую пассию дружку – Подколёсину. Не знаю, как насчет личных связей (по жизни, между прочим,  Эльдар Джелилов как раз и является супругом Лемары Джелиловой), но у Гоголя Илья Фомич Кочкарев – фигура куда более сложная, инфернальная – таинственный незнакомец, чертик из табакерки, перст судьбы. Уверен – актер мог бы все это сыграть, но, кажется, он послушно следует режиссерской трактовке, а постановщик решил нам «объяснить» Кочкарева, хотя «объяснить» этого персонажа а принципе невозможно, да и не нужно.

Брызги шампанского?

В финале, желая, видимо, взбодрить зрительный зал, режиссер направляет в зал струю. Назвать это брызгами шампанского сложно, просто самый младший из детей, заполонивших сцену, решает из колясочки окропить зал понятно чем.

Вполне невинная шутка в стиле КВН. Режиссер имеет на это полное право, ведь Гоголь, уверен, был и веселым и находчивым.

Но самыми находчивыми казались все-таки зрители, расположившиеся подальше от первых рядов.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26 от 22 июня 2016

Заголовок в газете: Гоголь-моголь под татарским соусом

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру